<...>

Милый Ванюша! О если бы знали как безумно и страстно я люблю Вас! Я готова все-все сделать — пойти на край света (если было бы возможно). Умереть там — лишь бы получить возможности на свою любовь от Вас. Я давно-давно мечтала узнать Ваш адрес, но никак не могла. Я хотела написать Вам довольно раньше — но не пришлось. (...) Я Вас очень часто вижу на картинах.

О как безумно Вы мне понравились в картине «Казанова». Какой вы милый! О как Вы прекрасны! И вообще еще во многих картинах я Вас видала и Вы безумно-безумно мне нравитесь. Я даже полюбила Вас — полюбила пылко, страстно... Я всегда бываю в кино только тогда, когда картина идет с вашим участием... Милый Ванюша! Опишите мне свою жизнь. Как Вы живете и т.д. Я очень интересуюсь этим. Я живу в Китае, если бы Вы знали, как здесь все хорошо-скучно. Мне безумно хочется в Холливуд — жить счастливо, весело, богато! Но это еще только золотые мечты?!.

Остаюсь верная Вам и горячо любящая
Шура
(Харбин, 1926)

Многоуважаемый г-н Мозжухин!

Вас немного удивит письмо от совершенно незнакомого Вам человека, но дело в следующем: позвольте мне поблагодарить за доставленное мне удовольствие Вашей чудной игрой в «Михаиле Строгове», «Казанове» (...). Я была совершенно подавлена Вашей игрой в «Михаиле Строгове» и, если вы не рассердитесь, то смею ли я попросить у Вас большой Ваш портрет в надписью (...). Наверное, Вы таких писем получаете во множественном количестве, но смею Вас уверить, что я женщина серьезная, но мне страшно бы хотелось с Вами переписываться. Может быть, это дико и глупо: молодая женщина (мне 26 лет), 8 лет замужем за бывшим русским офицером, имеет двух прелестных ребят и хочет заводить переписку с совершенно незнакомым человеком; но нет я Вас знаю, и мне почему-то кажется, что вы очень добрый, милый; можете быть веселым и в то же время и серьезным...

Вся моя жизнь сложилась после революции очень скверно... Потеря всего имущества моих родителей, бегство в Финляндию, поиски работы, все это развило во мне большую серьезность. Затем замужество, борьба за существование, жизнь несчастных русских эмигрантов... и вот хочется что-то другое... совсем из другого света и мира, и я решила вам написать, думая, авось, откликается добрый человек, развеет мою меланхолию, даст новые надежды на будущую жизнь. (...) Если Вы настоящий прежний русский человек с доброй русской душой , то у меня еще одна большая просьба. Мне нужны деньги! Муж мой очень хочет открыть свое дело, а я знаю, вы ведь получаете колоссальные деньги там. Если бы Вы (...) прислали бы мне долларов 1500 — я не знаю, что бы сделала для вас, Богу бы молилась, чтобы он послал Вам всех благ земных. Правда, я, может быть — странная, но во всяком случае русская несчастная беженка с раненым мужем и двумя детьми... Добрый, хороший г-н Мозжухин — откликнитесь. Жду Вашей весточки (...)

Анна
(Гельсингфорс, 1927)

Многоуважаемый и глубоко почитаемый Иван Ильич!

(...) Только Вы, как русский человек и артист, можете понять душу молодого соотечественника и эмигранта, которого ужасная революция и большевизм отбросили вместе с семьей далеко от отчизны — города Москвы — на чужбину, в провинциальный город Польши. (...) Но я должен Вам объяснить, что именно заставило меня Вас побеспокоить и просить у Вас помощи и участия в моей цели, и Вы уже, наверное, догадываетесь. что меня к этому заставила моя искренняя любовь к кинематорафии. Да, эта могучая и победоносная кинематография так мною овладела, что я — такое ничтожество перед Вами — осмеливаюсь просить у такого великого и гениального артиста мира поддержки и сочувствия для достижения цели моей жизни, мечты моих юных лет. (...) По экрану я Вас давно знаю и люблю, начиная с «Отца Cергия», которую я видел в Москве, кончая «Курьером царским (Мишелем Строговым)», и жду с нетерпением, когда в нашем городке появятся на экране «Casanova» и Ваши первые американские фильмы. Вйы были первым началом любви к моему идеалу. Ваш необыкновенный талант, ваша замечательная игра так притягивали меня к экрану, что я не мог оторваться. (...) Картины с Вашим участием я смотрел по 2-3 раза. Смотря на Вас, я думал: только этот гениальный человек меня может понять и помочь... Я пришел к убеждению, что я без Кино не могу больше жить, что Кино — это мое призвание и Вы, как артист, поймете мою душевную боль, что, стремясь к чему-то Великому, я не могу это привести в исполнение за неимением денежных средств на поездку в столичный город для поступления на киностудию. Я знаю, что еще молод — мне только 20 лет. Но благодаря моему многолетнему и частому посещению кино, я постепенно ознакомился с техникой фильмовой игры и мне только остается поступить на киностудию или в какое-нибудь кинопредприятие на практику, чтобы только освоиться с фильмом, а тогда бы я из всех сил старался, чтобы от меня была польза для фильма. Но, увы, для этого у меня нет средств... Я Вас очень-очень прошу помочь мне матерьяльно хотя бы посылкой небольшой суммы... и за Ваш великодушный поступок я был бы навеки благодарным до глубины сердца...

В глубокой надежде на Вашу скорую поддержку и отзывчивое участие остаюсь с глубоким уважением и почтением преданный Вам до гроба поклонник

Александр
(Брест-Литовск, 1927)

<...>

Письма из кинозала // Искусство кино. 1996. № 2. С. 66-70.