Некто Иоган (С.Маковецкий) — загадочный немец с фотографическим ящиком — прибывает в Петербург и открывает там дело. Что за дело, какого рода и свойства? Иоган визуализирует мазохистские фантазмы, материализует сюжеты подсознания, а затем предъявляет их доверчивым, одержимым неуемной жаждой познания горожанам. ‹…›

Ему противопоставлена линия Виктора Ивановича (В.Сухоруков), компаньона и ближайшего помощника Иогана. ‹…› Его необузданная воля к власти не вполне, как представляется, точно сыграна актером В.Сухоруковым, зато максимально выражена посредством эстетических, точнее, антиэстетических пристрастий персонажа. «Эгей, уроды!» — радуется Виктор Иванович, осознав вопиющую маргинальность сиамских близнецов Толи и Коли. Тайком открыв собственное, независимое от Иогана дело, Виктор Иванович изготовляет фотографический снимок обнаженных мальчиков. Фронтальный снимок, ни грамма фантазии, вопиющий антиэстетизм. Тот самый антиэстетизм, который отмечается как характерная черта психологического строя садиста. Напротив, мазохисту, подменяющему активное действие грезой, присущ гипертрофированный, навязчивый эстетизм. «Сверхчувственным существом» именует себя Северин — герой знаменитого романа Леопольда Захер-Мазоха «Венера в мехах». В порыве страсти он признается: «Я не мог бы быть счастлив, глядя на любимую сверху вниз. Истинно любить можно лишь то, что стоит выше нас!».

Совсем не то Виктор Иванович. Стоило ему оказаться в сантиметре от слепой докторской жены, как та воспылала, полюбила впервые в жизни, с готовностью задрала подол юбки. Между тем совсем недавно в супружеской постели она демонстрировала непобедимую холодность, упорно отказывая мужу в ласках и любви. Сексуальная мощь Виктора Ивановича не вызывает сомнений, психологический портрет тоже.

Таким образом, нам предложены два противоположных психофизических полюса: возвышенный (по-своему), сверхчувственный падший ангел Иоган и бесчувственное животное Виктор Иванович, более всего на свете любящий власть и всякого рода безобразия. Мазохист и садист, «дух изгнанья», бесприютный демон и вполне укорененный простоватый негодяй. Между этими полюсами располагаются все остальные персонажи невеселой человеческой комедии, по сути не имеющей названия.

Иоган — запредельный идеалист, чье происхождение отсылает к традициям и текстам классической немецкой философии. Его духовные претензии безграничны, его гордыня велика. Иоган, равно как и СеверинЗахер-Мазоха, отнюдь не патологический извращенец и негодяй, вроде Виктора Ивановича. «Если бы ты был менее добродетелен, — пеняет Венера в мехах своему поклоннику и рабу, — ты был бы совершенно нормален». Как бы не так! Норма — удел посредственных людей и уродов. Иогана и Северина волнует возвышенное. Как представление непредставимого, внушающее то негативное удовольствие, о котором с любопытством писал проницательный Кант и которое вполне тождественно удовольствию мазохиста. Девушка под розгой — это не просто реальный мазохистский фантазм, это визуальная метафора гордыни. «Вы больше, чем фантазер, — восхищенно вздыхает героиня Захер-Мазоха. — У вас хватает мужества осуществить то, что вы навыдумывали!» Напрасно удивляется, претензии Северина велики, и он рассчитывает на соответствующую награду: «Я почувствовал какую-то фантастическую, сверхчувственную прелесть в своем жалком положении».

В конечном счете фильм Балабанова о том, что не знающий удержу и смирения идеалист — всегда мазохист. Вдохновенный мазохист, в свою очередь, — всегда сладострастный искуситель простых сердец. Итого: идеалист-мазохист- провокатор — вот какая поразительная конструкция вычитывается из фильма «Про уродов и людей».

Манцов И. Посетитель музея // Искусство кино. 1999. № 2.