Сценарий «Долгой счастливой жизни» (изначально — «Конецдворье») был населен фантастическим количеством персонажей разных сословий и социальных групп ‹…›. Представить себе Хлебникова лицом к лицу с огромной массовкой, где у каждого своя оригинальная физиономия, своя реплика, вплетенная в сложносочиненный хор голосов, — было и приятно, и страшно. Кто, как не Хлебников, мог бы рассказать нам про каждого максимально реалистично. И в то же время вспоминалось его прямодушное заявление на одном из круглых столов «Сеанса»: «С массовкой я работать боюсь». В итоге литературная основа сжалась до «короткого, печального фильма» (Variety), сюжетные линии сократились.

В истории о «хорошем человеке, который стал преступником» Родионов показывал, как добродушие Александра Сергеевича методично разбивалось о маятник человеческих колебаний: от первого энтузиазма — до виноватого уныния, от крепких мужских рукопожатий — к предательству. ‹…› Это была бы тяжелая психологическая драма- повод к серьезному разговору не столько о российском социуме, сколько о человеке как таковом. Для того, чтобы перенести эту кинопрозу Родионова на экран, в режиссерском кресле Хлебникова должно было случиться как минимум землетрясение. Его не произошло. Зато произошло что-то не менее важное: маленький путч, несколько дней перелома, положивших начало новому этапу фильмографии Хлебникова.

«Долгая счастливая жизнь» — это первый фильм, из которого становится понятно, что у человеколюбивого и мягкого Хлебникова может быть железная хватка. ‹…› Впрочем, говорить о переходе Хлебникова из «новых тихих» в «новых жестких», из травоядных — в хищники — было бы опрометчиво. «Долгая счастливая жизнь» тем и хороша, что Хлебников остается верен себе. И хорошо удававшиеся ему раньше комические вещи ставит на службу совершенно новому для него скупому, даже суховатому, драматизму. ‹…›

Фильм Хлебников начинает с места в карьер — с эмоционального объяснения в кабинете «Единой России». После непродолжительного сопротивления чиновникам, уговаривающим молодого предпринимателя отказаться от прав на землю, Александр Сергеевич сдается и с облегчением выходит на крыльцо. ‹…› Хлебников наотмашь режет титр: «Долгая счастливая жизнь». Мы-то знаем, что будет в этой счастливой жизни — переезд в столицу, пятидневка в офисе, кредиты, ипотека.

Ритм первой половины фильма безупречен: Хлебников недрогнувшей рукой ведет своего идеалиста к кризису среднего возраста. От неловкого отката — к эйфории несанкционированного протеста, от неудачного, по-детски сбивчивого объяснения с чиновниками («У нас это… прямо маленькая революция») — к первым сомнениям в правильности своего решения, от тихой истерики — к агрессивной апатии. ‹…›

Вместо того, чтобы сдаться и подписать бумаги, Александр бросается с кулаками на чиновников, которые ничего ему не сделали, кроме того, что весь фильм довольно ласково твердили: «Это всеобщий процесс, тут виноватых нет». Почему Александр Сергеевич поднимает руку на возившуюся с ним власть? По старой русской привычке, что начальник всегда не прав? Действовал в состоянии аффекта? Вот что по этому поводу справедливо пишет Hollywood Reporter: «Поспешность, с которой работники покидают Сашу, а также последовавший за этим психологический срыв, превративший героя из принципиального предпринимателя в буйнопомешанного маньяка, выглядят неубедительно. Смертельное кровопролитие в качестве развязки кажется несколько надуманным, в этой вестернизированной мелодраме ничто не предвещает взрыва».

Критика финала не случайна. ‹…› Нелепая финальная истерика убивает положительный смысл всех усилий Александра Сергеевича в зародыше. Кабинет сельской администрации предстает в фильме скорее оплотом здравого смысла, чем прихожей ада. Быть может, в другой социально-политической ситуации фильм не выглядел бы так двусмысленно. Но когда время требует максимально точных высказываний, любая недомолвка будет раздута критиками до тенденции. И в этой связи закольцовывающий фильм статичный пейзажный план, иллюстрирующий мысль о постоянстве природного цикла, можно с легкой руки приравнять к констатации непоколебимости режима.

‹…› Но не этот стихийный выброс адреналина — главное событие фильма. За хромающей фабулой мерцает гораздо более серьезный сюжет — маленькой революции самого Хлебникова, который превращается в другого режиссера.

Чечот А. Маленькая революция// Сеанс. 2013