Надежда Сергеевна вышла из трамвая на остановке «Новые дома». В руках у нее была коробка с тортом, а из сумки торчала бутылка вина.
Скоро она запуталась среди новых, неотличимых друг от друга домов с балконами, среди тонких одинаковых деревьев. Балконы были открыты, и повсюду играла музыка. Во всех домах заводили одни и те же пластинка, и это еще больше путало Надежду Сергеевну. Она остановилась на углу. В доме направо певица пела: «Дождь на Фонтанке и дождь на Неве...», и в доме налево то же самое — «Дождь на Фонтанке и дождь на Неве...». Надежда Сергеевна вздохнула и вдруг увидела Таню.
Таня гуляла с собакой. Надежда Сергеевна увидела ее издали — Таня, высокая, тонкая, а брюках и в мужской рубашке с закатанными рукавами, держала собаку на поводке и все время дергалась и прыгала вслед за собакой. Они шли навстречу Надежде Сергеевне и почти наткнулись на нее.
— Здравствуй, — сказала Надежда Сергеевна.
— Здравствуй, — ответила Таня.
— Ух, какой страшный бульдог.
— Это не бульдог, а боксер. Самая красивая собака. Надежда Сергеевна не согласилась, но спорить не стала.
— Здорового зверя держите. Дом сторожит?
— Нет, мы его как друга человека держим.
— Вот, приходится тебя искать по белу свету...— сказала Надежда Сергеевна.
— Ты записку в тетради нашла?
— Нашла. Маленькая очень записка.
— Ну прости, пожалуйста, в следующий раз буду писать длиннее.
— Когда следующий раз будешь замуж выходить?
Таня молчала и глядела на нее прямо и спокойно, будто спрашивая: «Ну что ты еще скажешь?»
— Мама, по-моему, тебе никогда не приходилось волноваться за меня. Я очень разумный, взрослый человек, — улыбнулась Таня.
— Да, ты разумный, взрослый человек... Как друга звать?
— Тимур.
— Здравствуй, друг, — Надежда Сергеевна потрепала его загривок.— Понимает?
— Все понимает.
— Во дворец бракосочетаний вы, конечно, не собираетесь?
— Представь себе, были.
— Ну и как?
— Красиво.
— Что?
— Анкеты... Цветы... Вот рубашку а магазине для новобрачных приобрели Иго-рю,— Таня показала на свою рубашку.— Вон наш балкон. Пошли. Только у нас там ребята сидят. И мы с Игорем не разговариваем, — сказала Таня, когда они поднимались по лестнице.
— Почему?
— Так надо.
Таня с Игорем жили в однокомнатной новой квартире. Кроме широкого матраца и магнитофона на полу, в квартире ничего не было. Гости сидели по разным углам, кто на матраце, а кто на полу, на газете, и каждый занимался своим делом. Один чинил магнитофон, другой решал кроссворд из «Огонька». Трое потрошили «Неделю» и передавали друг другу листы. Когда Надежда Сергеевна вошла, все невнятно с ней поздоровались. Только Игорь встал.
— Здравствуйте, Надежда Сергеевна, садитесь вот сюда. — Все, кто сиделка матраце, ни слова не говоря, пересели на пол. — Вы не обращайте внимания, это ребята...
Ребята теперь собрались в дальнем углу комнаты и снова уткнулись в газеты.
— Рыба семейства морских окуней, — сказал парень, который решал кроссворд. — На «лы».
— Лавраки, — ни секунды не думая и не отрываясь от газеты, ответил другой.
— Таня, у нас что-нибудь осталось угостить маму? — спросил Игорь. Но Таня стояла на балконе и ничего не отвечала.— Таня, ты слышишь? Таня не отвечала.
— Ничего не осталось. Я все съел,— сказал парень, который возился с магнитофоном.
Игорь еще раз покосился на балкон.
— Надежда Сергеевна, пойдемте лучше на кухню.
— Волновое явление...
— Интерференция, — не дослушав, ответил тот же парень, который знал все.
— Фламандский живописец на «И».
— Иорданс. Не мешай читать, невежда.
Надежда Сергеевна и Игорь вышли в кухню. Игорь был очень смущен.
— Надежда Сергеевна, прежде всего я хочу у вас попросить прощения — Я, ко-нечно, понимаю, что у нас неправильно, я, конечно, должен был обратиться к вам... Так сказать, рука и сердце... Но Таня сказала, что вы без этих предрассудков. Вот мы вроде бы вам сюрприз сделали.
— Вижу.
— Вот видите, квартира. Мы с Таней посоветовались, и я ушел из НИИ. А на заводе мне сразу квартиру дали. Правда, у нас пока ничего нет, но постепенно...
— Чего это ты мне говоришь? Сама вижу. Ты, брат, не жених, а тещино счастье.
— Сейчас у нас вышла небольшая размолвка, ну понимаете... Характер. Таня — очень обидчивый человек. Но я думаю, я ее перевоспитаю...
Надежда Сергеевна улыбнулась.
— Я тоже так думаю, — она встала, подошла к дверям комнаты и сказала: — Ну что, молодежь, выпьем?
— Выпить? Это можно,— сказал парень, который чинил магнитофон. Все подняли глаза над газетами и переглянулись.
— Какие-то вы скучные, — сказала Надежда Сергеевна.
— Слышишь, выпить зовут! — Ребята встали и целой шеренгой двинулись в кухню.
— А чего выпить?
— Айгешат — тип портвейна, — повертел в руках бутылку веснушчатый, щуплый парень. — Татьяна, иди сюда, выпьем! Значит так: ноль пять и нас восемь — по шестьдесят три грамма на брата.
— Невежда, — сказал парень, который все знал. — По шестьдесят два и шесть-десят две сотых.
Надежда Сергеевна разрезала торт на большие куски, Игорь открыл бутылку. Таня нехотя подошла к кухне и остановилась в дверях. — Ну... За здоровье молодых, — сказала Надежда Сергеевна.
— Предлагаю за их здоровье не пить, а выпить за родителей, — сказал веснушча-тый парень.
— Ваше здоровье, — чокнулся с Надеждой Сергеевной парень в очках.
— Берите торт, — сказала Надежда Сергеевна.
— Это можно. Торт мы любим.
К торту сразу протянулось много рук. В кухне негде было сидеть, и они уплетали торт, стоя вокруг Надежды Сергеевны.
Табуретка была свободной, но никто на нее не садился.
— Таня, садись, — сказала Надежда Сергеевна,
— Не хочу.
— Что же вы, я так понимаю, вы все товарищи, что же вы не можете их помирить? — сказала Надежда Сергеевна
— Можно помирить.
— А можно и не мирить.
— Я пробовал — не вышло.
— Пусть мучаются.
— Милые бранятся — только тешатся.
— С милым рай и в шалаше.
— Вы правы, у нас в коллективе есть еще недостатки.
— Закроем на них глаза.
— Бойтесь равнодушных, — сказал парень, который все знал.
Так они болтали, не обращай внимания на Таню и Игоря. Таня выпила, поставила свой стакан на стол и ушла. Надежда Сергеевна беспокойно посмотрела ей вслед. Игорь ходил взад и вперед у окна. Надежде Сергеевне стало жалко его.
— Ребята, по-моему, они все-таки дураки, — сделала она еще одну попытку,
— Идиоты.
— Кретины.
— Не обращайте внимания, они глупеют от счастья.
Торт был съеден, стаканы стояли пустые, больше делать было нечего.
— Надежда Сергеевна, а я в вашей школе учился, — сказал веснушчатый парень .— Только не у вас.
— Я тебя помню. Ты с медалью кончил, да?
— Вы учительница? — с удивлением сказал кто-то.
— А что, непохоже?
— Похоже, я сразу подумал, что вы учительница, — сказал парень, который все знал.
— По-моему, хуже нет — быть учительницей.
— По-моему, тоже, — сказала Надежда Сергеевна. Гости стали разбредаться.
— Спасибо, Надежда Сергеевна.
— Мы пойдем.
— Игорь, мы наверху будем, у Лапушкиных. Приходите потом.
— Ну что же вы убегаете? — встала Надежда Сергеевна. — Я вам мешаю? Завели бы какой-нибудь буги-вуги...
— Что вы. Надежда Сергеевна! Буги-вуги нельзя. — Это танец растленного Запада.
Когда дверь за ребятами захлопнулась и в кухне остался один Игорь, Надежда Сергеевна сказала:
— Знаешь что, ты тоже иди к Лапушкиным, а мы тут с Таней поговорим.
— Не надо, Надежда Сергеевна. Бесполезно.
— Иди, иди.
— Ну как, все обсудили? — опять появившись в дверях, спросила Таня.
— Нет, не все,— обрадовалась Надежда Сергеевна, — садись, — она подвинула табуретку, приглашая Таню сесть. — И ты садись,— настойчиво сказала она Игорю.— И ты. Тимур, ни бегай,— показала она Тимуру место возле стола. Но послушался один Тимур.— Насчет приданого еще не столковались,— попробовала улыбнуться Надежда Сергеевна.— Думаю, шкаф за тобой дать, а, Тань?
Но Таня не отвечала. К ней подошел Игорь и за спиной у Надежды Сергеевны тихо сказал:
— Давай хоть при маме вести себя прилично, а, малыш?
Он стоял, высокий, длиннорукий, в полосатом свитере, с маленькой, коротко стри-женой головой на тонкой шее, и неуверенно обнимал свою жену. Таня резко осво-бодилась от его руки.
— Не называй меня так, я же просила.
Оба они стеснялись Надежды Сергеевны и друг друга, но в то же время были упрямые ребята, а было неловко на них смотреть. Надежда Сергеевна отвернулась на секунду, а потом решительно встала.
— Таня! Игорь! Сейчас же миритесь! А то больше никогда к вам не приду. А ну-ка протяните друг другу руки...
— Мама! — раздраженно крикнула Таня и выбежала на лестницу. Надежда Сергеевна вышла за ней.
— Таня, сейчас же вернись! — строго позвала она.
— Ну что еще? — поднявшись на несколько ступенек, остановилась Таня.
— Спустись ко мне.
Таня нехотя вернулась.
Надежда Сергеевна рассердилась не на шутку.
— Вот что, дорогая. Я вижу, что ты его не любишь, ты только себя любишь. Тогда какого же дьявола ты здесь находишься? Забирай свое барахло и марш домой!
Таня, громко вздохнув, прислонилась к стенке.
— Я еще раз прошу тебя но вмешиваться в нашу жизнь, — отчетливо и раздельно произнесла она. — Учи своих школьников и мири их за ручку! «Любит, не любит, плюнет, поцелует...» Все в жизни сложнее, и тебе этого не попять. Мне не нужны ничьи советы, наставления и пожелания, а тем более твои. Спасибо за счастливое детство. И хватит. Тебе бы хотелось, чтобы я была какая-нибудь дурочка и спрашивала бы у тебя: «Скажи, мама, а вот как вы с папой жили, а ты его очень любила, а в чем смысл жизни и цель существования?» А я вот не спрашиваю, я и так знаю все, что ты скажешь на всю жизнь вперед; что делать, как ни странно, из меня не вышло дурочки, прости меня. И я как-нибудь устрою свою жизнь, не беспокойся.
Таня вертелась перед Надеждой Сергеевной, разводила руками, улыбалась снисходительно, как будто говорила с ребенком, и Надежда Сергеевна стояла, поте-рянная, сперва даже не понимая Таниных слов. Но с каждым Таниным движением ей все яснее становилось, что перед ней чужой, недобрый человек и что ей никакими силами ничего не изменить.
— Как же так? — сказала она почти про себя. — Что ж это такое получается? Я сама виновата... Я всегда хотела, чтоб мы были как товарищи. Я тебе прощала все. А знаешь почему я тебе все прощала? Ты же мне неродная. Неродным всегда все прощают. Все боялась, что ты узнаешь, а теперь вот сама говорю. Я ведь тебя взяла у одной бабки в сорок шестом году. Я только демобилизовалась, я не искала ребенка по детским домам... Помнишь, тетя Луша к нам приходила — это твоя бабушка. Да зачем я тебе все это говорю? Ты ведь мне уже сказала спасибо за счастливое детство. Да нет... Я сама виновата, я ничего не видела... Ты, конечно, не дурочка... Ты, конечно, будешь счастливой. А я не буду больше тебе мешать.
И Надежда Сергеевна стала медленно спускаться по лестнице.
— Мама! — нерешительно позвала Таня, но Надежда Сергеевна спускалась не оглядываясь. ‹…›
Крылья // Рязанцева Н. Голос: [Киносценарии]. СПб.: Амфора; Сеанс, 2007.