Крепостные крестьяне на киноэкране появились еще в период Великого Немого. Российский кинематограф тяготел к экранизациям произведений классической русской литературы XIX века, так что неудивительно, что затронутой оказалась и тема крепостного права.
Впрочем, вряд ли можно говорить о серьезной постановке проблемы рабства и крепостничества в дореволюционном немом кино, которое нередко эксплуатировало одни и те же стереотипы. К примеру, драма из боярской жизни «Ванька- ключник» (режиссер Василий Гончаров, 1909, торговый дом «А. Ханжонков»), созданная на основе народной песни, может быть, и неплохо сделанный для своего времени фильм, но деревенские сцены отличаются тематической и образной бедностью и сводятся к хороводу дворовых и сенных девушек. Далеки от сходства с жизнью деревенские сцены в фильме «Лихо одноглазое» (режиссер Николай Ларин, 1916, Скобелевский комитет).
Практически отсутствуют крестьяне в экранизациях «Мертвых душ» (режиссер Петр Чардынин, 1909, «А. Ханжонков»), «Барышни- крестьянки» (режиссер Чардынин, 1912, торговый дом «Варяг»), «Анны Карениной» (режиссер Владимир Гардин, 1914, «Русская золотая серия»), «Отцов и детей» (режиссер Вячеслав Висковский, 1915, «Русская золотая серия»). В фильме «Вадим» (режиссер Чардынин, 1910, «А. Ханжонков»; другие названия — «Повесть из времен Пугачева», «Боярин Палицын») по повести Лермонтова «пугачевщина применена лишь постольку, поскольку она нужна была для приведения в исполнение замыслов героя» [Великий Кинемо 2002: 46], а в фильме «Кто загубил?» (режиссер Никандр Туркин, 1916, акционерное общество «А. Ханжонков и К°») режиссер «отрешился от претензий изобразить жизнь деревни как таковую, пользуясь бытовой обстановкой только как фоном для интересной жизненной драмы» [Великий Кинемо 2002: 325]. Тяжелая крестьянская доля там, где она становится темой фильма, есть некое экзистенциальное состояние деревенского жителя, необходимое, чтобы на его фоне завязалась основная интрига, как правило, любовная.
Так, в фильме «С плахи под венец» (режиссер Кай Ганзен, 1911, «Братья Пате») суровый князь, недовольный тем, что его сын полюбил холопку, выдает девушку замуж за пьяницу, что, впрочем, не мешает возлюбленным воссоединиться в финале, а в «Крестьянской доле» (режиссер Гончаров, 1912, «А. Ханжонков и К°») деревенской девушке Маше приходится Социальная значимость — ключевое понятие для советского кино о крепостном праве, вовлеченного в построение нового типа общественного сознания. Картины угнетения крепостных крестьян в это время чуть ли не в обязательном порядке призваны иллюстрировать несправедливость общественного строя до 1917 года, зреющий в крестьянских массах протест и необходимость революции. Именно за отсутствие «того главного, что ищем мы в советской картине, — социального значения» [Великий Кинемо 2002: 492] подверглась критике послереволюционная экранизация рассказа Льва Толстого «Поликушка» (режиссер Александр Санин, 1922, торговый дом «Русь»), где в роли Поликея выступил Иван Москвин, хотя критики и высоко оценили его игру.
Характерное для советского кинематографа 1920-х годов стремление увидеть практически в любом сюжете периода крепостного права социальное значение приводило к тому, что при экранизации произведения литературная основа фильма трансформировалась, причем нередко кардинально — как в фильме «Господа Скотинины» (режиссер Григорий Рошаль, 1927, Союзкино) по мотивам комедии Фонвизина «Недоросль» или в «Медвежьей свадьбе» (режиссеры Константин Эггерт и Владимир Гардин, 1925, Межрабпом-Русь) по одноименной пьесе Анатолия Луначарского (1923), в основе которой лежит новелла Проспера Мериме «Локис».
Любовь Бугаева КИНОИСТОРИЯ РОССИИ // Крепостные крестьяне на киноэкране