Когда комедия была королевой

А. Папанов. Когда комедия была королевой, все было много проще и яснее. Эксцентрика, действительно, была, пожалуй, единственной формой комедии. Единственным способом выражения комического...

В. Этуш. Или по-другому: эксцентрика, можно сказать, была не только средством, но и целью. Вспомните, чем был гэг в немых комических лентах? Тщедушный человечек с кулаками наскакивает на здоровенного верзилу, тот увернулся, удар пришелся в стену, на которой висели часы. Часы падают обидчику на голову, верзила валится с ног, а маленький бродяга удовлетворенно смотрит на свой кулак. Все очень элементарно, как пощечина или пирожное, размазанное по лицу. Но что интересно, чаплинские трюки, при всем том, что они не бог весть как оригинальны, почти всегда осмысленны, они дают окраску персонажу, больше того, они дают толчок сюжету. Такое ощущение, что они внутри себя сюжетны. Теперь, когда смотришь старые комедии, диву даешься бесхитростности их сюжетов.

(...)

Век нынешний

A. Папанов. Не скажешь, конечно, что наш кинематограф богат комедийными фильмами, но даже то немногое, что мы умеем, радует разнообразием манер, нестандартностью подхода к такому сложному, я бы даже сказал, коварному жанру, как комедия. Худо ли, бедно ли, но на нашем экране представлены комедии, различные по жанровым оттенкам: комедия бытовая, эксцентрическая, лирическая, музыкальная. По-своему приятна картина Э. Рязанова «Старики-разбойники». И по-своему «Двенадцать стульев» Л. Гайдая.

К. С о р о к и н. Несколько лет назад, когда я много снимался, мне тоже все или почти все нравилось. 

B. Этуш. Насколько я понимаю, речь идет о направлениях комедийного жанра, а не об оценках тех или иных фильмов.
А. Папанов. Мне кажется, что сейчас наиболее заметными индивидуальностями в области комедийной режиссуры являются Гайдай и Рязанов. Два режиссера — два совершенно разных подхода к комедии: Рязанов — лирик, Гайдай — эксцентрик... Рязанов — мастер диалога, Гайдай — монтажа. Конечно же, это надо принять как условное и приблизительное разграничение. Говоря, что Рязанов мастер диалога, а Гайдай — монтажа, я не думаю, что первый слаб по части монтажа, а второй — диалога. Я имею в виду характерную склонность.

К. Сорокин. Есть более традиционное разделение подобного рода комедий: существуют комедии характеров и комедии положений. У Гайдая должен смешить не только и не столько текст, сколько трюк, гэг. Актер, произнося реплику, должен непременно при этом упасть. Рязанов ищет странности. Хотя, честно говоря, его две последние картины кажутся мне не столько комедиями характеров, сколько положений.

А. Папанов. Без нелепых положений не обойдется ни одна комедия характеров. У Гайдая есть сцены погони. И у Рязанова они есть. Но они очень разные, эти сцены. Гайдаю нужен такой сюжет, который бы дал движение погоне. Рязанову нужна погоня, чтобы объяснить Характеры. Я бы не мог отдать предпочтение кому-либо из этих двух режиссеров. В каждой крайности есть своя правда. Иногда с удовольствием пьешь чай с вареньем, а иногда с лимоном. Я это говорю не только как зритель, но и как актер, который поработал и с Рязановым и с Гайдаем. У каждого из них своя индивидуальность. Это-то и приятно. И, кстати говоря, общение с яркой режиссерской индивидуальностью не может ущемить актера. Ущемляет актера, как правило, не широта таланта, а самонадеянность. Гайдай и Рязанов относятся к актеру с большим тактом и вниманием. Вообще, надо сказать, у меня такое впечатление, что кинорежиссеры с большим уважением относятся к актерам, чем театральные. Впрочем, может быть, это иллюзия: внимание кинорежиссера ценишь выше потому, что роман короток. Хотя с другой стороны, моя работа, например, с Рязановым оказалась не такой уж быстротечной...

А. Миронов. А мне в работе с Рязановым, можно считать, повезло и не повезло. Повезло в том смысле, что я снимался в такой картине, как «Берегись автомобиля», и с такими актерами, как Смоктуновский, Ефремов, Папанов. Не повезло в другом отношении — роль выдалась довольно однозначная. По ходу работы я чувствовал себя скорее зрителем, нежели участником. Картина, которая была праздником, оставила в душе и чувство досады. Мой персонаж был жуликом и только. Злобным, ничтожным жуликом, без полета и фантазии, без тех душевных колебаний, которые в общем-то отличают все рязановские персонажи. Рязанов умеет увидеть грустное в смешном, смешное в грустном. Мой персонаж оказался досадным исключением: жуликом является на экран и при своих корыстных же интересах остается в финале.

У Гайдая роль того же плана развивалась и строилась несколько иначе. В «Бриллиантовой руке» я играю человека жуликоватого, но не без романтических наклонностей, человека без царя в голове, но не без претензий. Отсюда такой горделивый взмах головой. Это только жест, но и он позволяет судить о внутренней неоднородности человека. Играя Графа, я представлял его бойким молодым человеком, лихо взлетающим на круп норовистого коня, но не способным там удержаться. Вскакивает и падает, и снова вскакивает и т. д. Что-то вроде немой эксцентрики. Нехитрое приспособление, но оно, как ни странно, позволило внести в достаточно условный образ некоторую толику психологической достоверности. Все говорят об особой степени условности комедий Гайдая в сравнении с рязановскими. Так оно и есть. Я только хотел бы сказать, что часто и внешняя эксцентрика не исключает каких-то точных психологических характеристик, наоборот, подсказывает, побуждает к ним.

Папанов. С другой стороны, по-моему, сюжет фильма «Берегись автомобиля» условен даже несколько больше, чем сюжеты гайдаевских картин.

Допущена та мера доброты, которая превышает все привычные нормы. Потому так закручивается сюжет. Всё меняются местами: порядочный человек жульничает, непорядочный оказывается пострадавшим. Эксцентрика читается не в тексте, а в подтексте. Она оказывается запрятанной глубоко внутрь. И это очень плодотворно для развития комедии.

(...)

А. Папанов. Комедийные актеры нынче те, кто снимается еще и в комедиях. Я знаю режиссеров-комиков: Л. Гайдай, Э. Рязанов, Р. Быков. Я не знаю актеров-комиков.

А. Миронов. Ю. Никулин, кажется, уж чистый эксцентрик, но сколько психологической правды было в его работе «Когда деревья были большими». Или возьмите А. Папанова, Е. Леонова, Р. Быкова...

А. Папанов. Я сам не прочь покомиковать, но у других прежде всего ценю психологическую правду. Мой идеал — Хмелев.

Е. Евстигнеев. Мне тоже нравятся актеры неоднозначные, разноплановые,; способные играть и в комедиях Гайдая и в картинах Рязанова. Я люблю немые комические, но мне лично ближе не актеры-эксцентрики, а те, кто умеет вызывать смех благодаря своей наблюдательности, кто умеет смешить без внешних преувеличений.

(...)

А. Папанов. Я за то, чтобы комедии были самых разнообразных жанров. Это создает хорошие предпосылки для гармоничного развития актера. Если при этом режиссеры будут проявлять определенный такт, внимание или просто профессиональное любопытство к актеру, тогда, наверное, им не придется вынуждать актера всю жизнь работать в одном амплуа.

В. Этуш. Почему, стоит ли так волноваться по поводу амплуа? В театре оно просуществовало века и ничего.

А. Миронов. Комедийное амплуа скорее всего неясное эхо старой маски... Времен Великого Немого.
Знаем ли мы маску?
В. Этуш. Маска возвращает нас к так нарываемому площадному театру. К комедии дель’арте- Ничего живее и подвижнее, чем
театральная маска тех времен, история театра не знала. Конечно, для традиции маски много значила публика, ее непосредственная реакция. Все-таки в театре, что ни говорите, зритель ближе к актеру, к лаборатории его искусства. Актер в маске мне всегда представлялся канатоходцем, балансирующим между условностью и реальностью. Актер, почувствовавший равновесие, обретает необходимую свободу действия, мысли и чувства. Он будет «на ты» и с буффонадой и с трагедией.
 

Е. Евстигнеев. Сегодня для меня понятие «маска» ассоциируется со всем неживым в искусстве. Маска — это всего лишь слепок с человеческой сущности.

В. Этуш. Нет, маска не исключает, а включает элемент человечности. Можно говорить лишь о дурном воплощении самой маски.

A. Папанов. А, по-моему, маска — это прекрасно. Я — за. В кино большой удачей были фильмы «Пес Барбос» и цикл фильмов о приключениях Шурика. Но, увы, маска преходяща. Даже самая гениальная. Маска Чаплина победила весь мир. Но время победило и маску Чаплина.

B. Этуш. Любая маска когда-либо исчерпает себя. Она затвердевает и перестает реагировать на жизнь, реальность. Время делает свое дело. Впрочем, Чаплин — особый случай.

Е. Евстигнеев. Чаплин создал образ человечного человека. А то, что человечность оказывается такой эксцентричной в глазах зрителя, это уже вопрос человечности самих зрителей. Если Чарли это маска, то маска человечности.

A. Миронов. Маска Чаплина тем велика, что она социально определенна. Поэтому она так внутренне динамична, эластична, что ли... И поэтому как ни вездесуща она в пространстве, но не вечна, во времени.

(...)

Как важно быть веселым // ИК, 1973. №1. С. 99-107