(беседа Чулпан Хаматовой с Агатой Коровиной для Afisha.Daily)
Какой вопрос про благотворительность не нравится вам больше всего?
У меня уже нет таких вопросов, я обросла иммунитетом. Может быть, только вопрос «Зачем вы это делаете?» до сих пор ставит в ступор.
<...>
Насколько я знаю, многие женщины в благотворительности весьма жесткие [по характеру]. Как вы считаете, почему это так и насколько это необходимо, чтобы работать в этой сфере?
Мне кажется, сюда не может прийти изначально жесткий человек. В нем должны быть отзывчивость, сострадание, милосердие и эмпатия. Но постепенно из‑за невозможности что‑то изменить и вынужденного топтания на месте, из‑за огромной ответственности, из‑за взаимодействия с властью, агрессивно настроенных людей и многих других внешних факторов приходится наращивать броню. Это естественно: чем больше тебя бьют, неважно кто — люди или обстоятельства, — тем менее тонкокожим ты становишься. И со временем многие из нас все реже задумываются, что это не совсем правильно.
Насколько вы жесткая?
Не могу точно сказать. Но был очень опасный момент: я начала резко меняться в сторону, в которую не хотела: у меня появился начальнический тон, и мне никто об этом не сказал. Не знаю почему, надеюсь, не потому, что боялись. Но, к счастью, я заметила это сама.
Тогда я начала советоваться с врачами, с коллегами, очень много беседовала с Галиной Борисовной Волчек, как сохранить себя той, к которой ты привыкла, как избавиться от тона начальника. И ответ был такой: нужно указывать на ошибки так, чтобы люди не почувствовали, что они сделали что‑то плохое, чтобы не возникло недоверие. Надо говорить об ошибках так, чтобы появились мотивация и силы их исправить. С тех пор я стараюсь прислушиваться к этому совету и поступать именно так.
И вам удалось вернуть себя первоначальную?
Выяснилось, что в том виде, в котором я была до фонда, я себя уже не увижу. Не получится. Стресс и ответственность за чужую жизнь необратимо меняют человека. Но можно, продолжая иметь голову на плечах, сохраниться в более-менее срединном состоянии, что я и пытаюсь сделать.
<...>
Какие особенности работы вы бы хотели перенять у Елизаветы Глинки?
Меня больше всего привлекает ее простота в общении. У нее не было этого груза в виде публичности, с которым я пришла в благотворительность и которого очень стеснялась. Мне было попросту стыдно говорить: «Здравствуйте, я Чулпан Хаматова». Начинала заикаться. После того как мы сняли эту картину, стало попроще, я будто избавилась от какого‑то зажима, какой‑то лишней скованности, что ли, стесненности.
<...>
Как так получилось, что человек, который очень любит свою профессию, успешен в ней и явно не исчерпал весь потенциал, готов от всего этого отказаться и целиком уйти в благотворительность?
Я лично ни от чего не отказываюсь. Я просто соединила эти части моей жизни — благотворительность стоит на том же месте, что и любимая профессия. И на фонд я добровольно и с большой радостью трачу свое свободное время. Все уже настолько переплетено, что существует в полной гармонии.
«Подари жизнь» не мешает мне искать новые роли, репетировать спектакли, соглашаться на съемки в фильмах. Да, иногда фонд занимает большую часть времени, например, когда мы готовим какой‑то масштабный проект. Но и фонд живет практически без меня, когда я репетирую премьеру.
<...>
Как вы справились с этой неловкостью от того, что подходите к друзьям, говорите про фонд, предлагаете пожертвовать?
Я училась быть попрошайкой и в какой‑то момент поняла, что это определенное ремесло. Чтобы им овладеть, я читала разные книжки, изучала техники, которые придумали в странах, где уже давно этим занимаются и где у благотворительности есть многовековые традиции. Это, пожалуй, помогло. Сейчас я точно знаю, что просьба о помощи не должна вызывать чувство вины у того, к кому обращаются. Желание помочь должно ассоциироваться исключительно с радостной эмоцией. <...>
Коровина А. «Приходится наращивать броню»: Чулпан Хаматова — о благотворительности, карьере и зумерах // Afisha.Daily. 11.02.2021