В начале 90-х годов, когда призовая российская волна впервые омыла набережную Круазетт, самые прозорливые критики заметили, что прилив «нового русского кино» явно носит искусственный характер. Фильмы, триумфально прошедшие под флагом Perestroika & Glasnost, были такими, какими должны были быть. Или такими, какими их хотели увидеть — социально озабоченными, нервными и взахлеб правдолюбивыми. Интернациональная мода на «Такси-блюз» или «Замри-умри-воскресни» появилась и отошла вместе с культом Горбачева, телемостами и командирскими часами-будильниками.

Это кино азартно прощалось с прошлым, не задумываясь о будущем. Когда будущее стало настоящим, кино впало в аутизм, не в силах справиться с ускользающим мгновением. Замеченные или отмеченные в последнее время на каннском подиуме михалковские «Утомленные солнцем» и «Кавказский пленник» Сергея Бодрова при всем своем несходстве скорее наложили на реальность некие историко-культурные формулы, нежели заглянули в реальность изнутри.

При этом очевидно, что прошлогодний резонанс вокруг фильма Бодрова в этом году отзовется на картине Балабанова. Хотя сам режиссер упорно отрицает всякий умысел, Сергей Бодров-младший в роли дембельнувшегося из Чечни штабного писаря очевидно отсылает к «кавказскому пленнику», который вернулся-таки домой, в российскую глубинку и отправлен матерью набираться ума в Питер. К старшему брату.

Брата сыграл Виктор Сухоруков. В роли Петербурга снялся Петербург. И то и другое для фильма немаловажно, потому что шесть лет назад в полнометражном дебюте Алексея Балабанова «Счастливые дни» Виктор Сухоруков тоже являлся на невские берега. Но тогда это был замордованный провинциал, тащивший в мятом портфельчике опыт абсурдистского театра 50-х. С годами герой заматерел, обрил голову, назвался «Татарином» и стал наемным убийцей. Город не изменился. Хотя из черно-белого он превратился в цветной, а в его переживших евроремонт коммуналках живут новые хозяева, небо над ним по-прежнему низко, трамваи дребезжат на стрелках, а люди все так же нелепы, неприютны и загадочны.

Описание «Брата» почти равно его анализу. Все дело в том, что один из самых радикальных петербургских киноавторов Алексей Балабанов всегда упорно избегал современности, предпочитая не наблюдать мир, а конструировать его. Опыт предыдущих работ говорит сам за себя. «Счастливые дни» были сделаны по мотивам Беккета. Последовавший затем «Замок» — по одноименному роману Франца Кафки. Выношенный парадокс нового фильма состоит в том, что сугубо авторский стиль оказался самым подходящим для описания мира, где прежние устои уже сломаны, а новые еще просто не существуют.

В итоге юный Растиньяк, вооруженный CD-плеером с музыкой «Наутилуса» и пистолетом с самопальным глушителем, входит к старшему в долю. Старший же бесстыдно подставляет его в классический криминальный треугольник, где киллер, едва выполнив заказ, сам становится жертвой.

Если бы младший знал, в какие волчьи разборки он влип, его смерть была бы неминуема. Убийцу спасает простодушие. Брат не может предать брата, а потому главным событием его городской одиссеи становится не десяток трупов, а мимолетная встреча с самим Вячеславом Бутусовым (я искренне считаю, что следующая за тем сцена, в которой палач и жертва сидят над горой агонизирующих тел и рассуждают о новом диске «Наутилуса», принадлежит к лучшим в советском кино 90-х годов).

В финале герой с обрезом за пазухой и с пачкой баксов в кармане голосует попутный грузовик. Возлюбленная трамвайщица вернулась к алкоголику-мужу. Подружка-кислотница пошла на очередную дискотеку. «Город вытягивает силу», — заметил на прощание философ-бомж. Но в том-то и штука, что едет герой не поближе к земле, а в Москву, где, как он успел узнать, и город покрупнее и возможностей побольше…

В известном смысле автор делит судьбу пополам с героем. Оба переступили определенную границу. В том смысле, в каком великий Андре Базен говорил об «этике взгляда». Суть очень проста: не следует выискивать нравственные мотивы внутри или вне окружающих. Надо обладать этикой собственного видения, и она сама все расставит по местам.

Алексей Балабанов увидел в нынешней жизни нечто не виденное прежде потому, что не встал ни на одну из точек зрения, так или иначе приличных теме. Традиционно-осуждающую (убивать плохо!). Покорно оправдательную (убиваю, а что делать?). И даже модно-куражистую (убивать, так грамотно). И что с того, что брат оказался Иудой, а Слава Бутусов так никогда и не узнает, что в квартире, этажом выше которой он выпивал, в тот момент резали людей… Такая нынче жизнь. Такой ее увидел Алексей Балабанов. Потом зрители. А совсем скоро — каннский фестиваль.

Добротворский С. Канны. Россию представит «Брат» // Коммерсант. 1997. № 65. 7 мая.