Кумиром публики была О. В. Гзовская. Изящная, тоненькая и стройная, как молодая березка, светлая блондинка с чудесными лучистыми глазами, одетая всегда с изысканным вкусом, она двигалась по эстраде быстро, порывисто, задорно. Голос в молодости у нее был изумительный: и мягкий, и глубокий, и звонкий. Кокетничая своими передовыми позициями, избирала стихи Давида Бурлюка и только-только начинавшего творческий путь Маяковского («Левый марш»). Но предпочитала исполнять имевшие всегда успех мелодекламации стихов Игоря Северянина («Пляска мая»), Ф. Сологуба («Чертовы качели») или экзотические стихи Голейзовского с рефреном: «...и дым пахитос», причем она подчеркнуто, чуть манерно удваивала согласные звуки («дымм ппахитосс!». Это ужасно нравилось публике! Потом довелось мне узнать, что она новатор в области синтетических форм декламации, музыки и танца: в Смоленске выступала босоножкой в тунике, с веночком, читала «Лазурное царство» под музыку Аренского, одновременно импровизируя некий пластический танец. Так же — с танцем — исполняла «Умирающего лебедя» К. Д. Бальмонта под музыку Сен-Санса, «Тарантеллу» А. Н. Майкова. Все это было далеко, в Смоленске, а смутные слухи создавали вокруг нее недосягаемый ореол.
Глумов А. Нестертые строки. М., 1977. С. 38.