Когда смотришь на экране готовую «продукцию», кажется, что многотысячный, неведомый «потребитель» — публика не поймет, не будет реагировать так, как этого хотелось бы нам — создателям фильмы.
И в этом, безусловно, наша вина: несовершенство наших методов, технические и прочие недостатки.
Вот почему я попытаюсь рассказать, что я хотел сделать, работая над «Моим сыном».
Основная задача: показать средствами кинематографа гнев, любовь, отчаяние, ревность — словом, весь тот сложный комплекс душевных явлений, который называется человеческими страстями. Показать это вне всяких исторических, бытовых, производственных и прочих аксессуаров.
Второе задание — люди. Не вещи, массы, красивые виды и замысловатые трюки монтажа, а люди. Психологическая коллизия двух простых людей сегодняшнего дня в будничной, серой обстановке, в среде таких же обыкновенных людей со всеми их достоинствами и недостатками.
Из сказанного вытекают и основные принципы постановки.
Режиссура: во что бы то ни стало добиться максимальнейшей «производительности» самого неблагодарного, но и самого совершенного «орудия» производства — человеческого лица. На экране вы увидите длиннейшие монологи, споры, диалоги, без единой надписи, передаваемые только соответствующими движениями лица и тела.
Оформление: простая комната, лестница, клуб, пивная — сотни и тысячи таких вы найдете в любом городе.
Все это, как и работа пожарной части, является только фоном, на котором разворачивается действие.
Такова цель. О результатах — судить не мне.
Червяков Е. «Мой сын» // Рабочий и театр. 1928. № 33.
«»