Есть актеры (в том числе и хорошие), которые всю жизнь играют самих себя, приводят все роли к одному знаменателю — своей собственной индивидуальности. Кадочников обладает даром трансформации, что дает ему возможность изображать на экране таких непохожих людей, как Алексей Мересьев (воплощенная воля) и Владимир Старицкий в «Иване Грозном» (воплощенная слабость).

Но как бы ни различны были его роли, в большинстве Кадочников сохраняет основные черты своей актерской личности: простоту, мягкость, лиризм, задушевность, какую-то стыдливую боязнь «красивости». «На протяжении всей моей творческой деятельности, — рассказывает он, — меня всегда привлекали и продолжают привлекать роли, несущие в себе прекрасное». И он действительно умеет найти доброе зернышко в душе каждого человека, которого он должен сыграть. Даже изображая ничтожного, слабоумного Владимира Старицкого, актер отыскивает в своем герое хотя и заглушенное, но все же светлое начало: простодушие, бесхитростность, отвращение к жестокости.

Кадочников — враг киноэффекта. Он тяготеет к жизненной точности, к изображению внутренней жизни героя. Но одновременно артисту неприятен натурализм, приземленность, фотографичность. Он не боится самых неожиданных, порою гротесковых красок. Сочетание глубокой психологической разработки образа с острым внешним рисунком, с виртуозной техникой мимики и жеста — вот в чем секрет широкого диапазона его мастерства.

Положительный герой комедии — обычно самая неинтересная и неблагодарная роль. На фоне острых, ярких, карикатурных персонажей бедный положительный герой комедии выглядит порой жалким и тусклым. Но Кадочников с честью вышел из трудного положения. Он наделил своего героя целым рядом индивидуальных черточек. Его Мухин — человек рассеянный, неловкий, деликатный, немного смешной и очень трогательный. Говорит он робко, неуверенно, чуть-чуть даже заикаясь, так и чувствуется, что он все время краснеет, хотя фильм черно-белый. Но именно застенчивость, мягкость, робость особенно явственно подчеркивают внутреннюю твердость этого человека, его настойчивость, умение доказать свою правоту. ‹…›

Объясняя Кадочникову смысл роли Владимира Старицкого, Эйзенштейн бросил фразу: «Старицкому восемнадцать лет, да? А вы играйте трехлетнего».

Главное качество Владимира Старицкого в исполнении Старицкого — именно младенчество, инфантильность. У этого великовозрастного ребенка кроткие телячьи глаза, которые с ужасом смотрят на все происходящее. Владимир всего только марионетка в руках своей матери — злобной и коварной Елены Старицкой, мечтающей посадить сына на престол.‹…› …Старицкий настолько безволен, что не способен противостоять требованиям матери. Он превращается в ее слепое орудие. Сам по себе, вне конфликта, невольным участником которого он становится, Владимир в трактовке Кадочникова — существо безобидное и даже трогательное в своем простодушии. Но его образ обретает зловещие тона, когда Владимир оказывается противником Ивана Грозного и претендентом на престол. Страшно подумать, что стало бы с русским государством, если бы оно попало во владение этому ничтожеству. Полное равнодушие Владимира к судьбам своей Родины и к собственному будущему подчеркивается в фильме прекрасно найденной режиссерской деталью: в то время как во дворце решаются важные государственные дела, Владимир, сидя на лестнице, с увлечением ловит муху. ‹…›

Владимира сажают на трон, обладают в царское одеяние. Трудно представить себе зрелище более жалкое, чем это дегенеративное существо на троне. Вот уж кому действительно «тяжела шапка Мономаха»!

Различие между субъективной безобидностью Владимира и его объективной виновностью превращает этого примитивного, бесхитростного, слабого умом человека в сложный и трагический образ. Владимир в фильме одновременно и жалок, и отвратителен, и беспомощен, и страшен. Эта двойственность выражена в финальных словах Ивана Грозного. Когда опричники схватил чернеца, по ошибке убившего Владимира вмсето царя, Иван говорит: «Отпустите его! Он царя не убивал. Он шута убил. — И потом, помолчав, добавляет: — Не шута убил — злейшего царского врага убил».

Роль Владимира Старицкого — одна из самых высоких вершин актерского мастерства Кадочникова. ‹…›

Задача воплощения образа отважного разведчика Алексея Федотова [в фильме «Повесть о настоящем человеке»] была гораздо сложнее, чем показалось артисту сначала. Федотову по долгу службы приходится превращаться то в нагловатого и глупого штатского немца, то в жестокого фашистского офицера. Главная трудность заключалась не в том, однако, чтобы сыграть три разные роли, ‹…› а в том, чтобы провести через эти роли общую мысль образа. «Стержень» роли Кадочников видит в пламенной любви Федотова к Родине. ‹…›

Вся картина сделала на русском языке без включения немецкой речи, а вместе с тем подразумевается, что Эккерт говорит по-немецки. Как это показать? И вот Кадочников находит прекрасный прием: его Эккерт картавит. Раскатистое «р» придает произношению артиста характерные для немецкого языка жестокость, твердость. Внешне Эккерт — Кадочников никак не изменяется, не прибегает к гриму. То же гладкое скуластое лицо, только выражение его совсем другое. Вместо ясного взгляда и немного смущенной улыбки Алексея — самодовольная, наглая усмешка, презрительный прищур глаз: типичный делец, коммерсант. Никому из немецких «друзей» не приходит в голову, что практичного, с ног до головы гражданского Эккерта интересует не украинская щетина, а гитлеровский генерал. ‹…›

Кадочников изображает своего героя таким умным, смелым, находчивым, сильным, что мы легко верим: этот человек мог похитить гитлеровского генерала и привезти его в свою страну. ‹…›

Алексей Федотов в исполнении Кадочникова — это сама воля, твердость, упорство. В его будто из мрамора высеченном скуластом лице просто невозможно узнать расплывчатые черты, безвольный, полуоткрытый рот и бессмысленный взгляд Владимира Старицкого (в фильме «Иван Грозный». — Примеч. ред.) И все это — почти без грима, силой одного только внутреннего перевоплощения.

Жежеленко М. Павел Кадочников. Л.- М.: Искусство, 1964.