Съемочная группа выстроилась на берегу. Аркадий Кальцатый установил камеру у самой кромки воды и жадно прильнул к глазку. В кадре – ледник и айсберги, айсберги...
— Внимание! — командует Тарич и взмахивает рукой. — Начали!
Аркадий яростно крутит ручку, трещит аппарат.
— Стоп! — вновь звучит команда. — Поздравляю вас, товарищи, со съемкой первого кадра по фильму «Путь корабля»!
Все кричат «ура», радуются яркому солнцу, красивым кадрам, увлекательному путешествию. Но нашу четверку не покидает мысль о бедной Глафире. Что сейчас происходит в твиндеке? Может, бедная роженица умирает в мучениях, проклиная тех, кто вовлек ее в глупую авантюру? А рыжий помощник докладывает капитану об обнаруженной контрабанде, и вот-вот будет отдано распоряжение — на корабль нарушителей не пускать...
Кинематографисты — счастливые люди. Пусть щемит сердце и на душе тоскливо — раздается команда: «Камера!» — и все стороннее уходит, самое главное с этой секунды — съемка.
— Камера! — командует Тарич. И группа моряков-эпроновцев, спокойных и смелых, выходит на берег у того места, где затонул корабль...
Время останавливается. Кажется, только что съемочная группа высадилась у пустынного ледника, а солнце обошло уже небо, и длинные тени айсбергов легли на спокойную воду.
Съемки ладятся. Люди понимают друг друга с полуслова, кадры складываются живописно, и оператор не отрывается от глазка аппарата. Отличное творческое настроение у режиссера, а это так важно для самочувствия всей группы.
Кинокамера устанавливается у берега, на мелководье. Хорошо, что Аркадий надел высокие рыбацкие сапоги, — ему надо стоять в ледяной воде. Поблизости, на плоском камне, устроился Юрий Викторович. Все остальные в шлюпке, мы – «масштаб». Чтобы зритель ощутил величину айсберга — а это махина с многоэтажный дом, – около него пройдет шлюпка с людьми. А может, стоит взять айсберг на абордаж и высадить на лед десант? Мы впервые видим плавучие ледяные скалы, опытного полярника Афанасьева на съемке нет, и никому неизвестно, как ведут себя айсберги при знакомстве с людьми.
Яблонский лихо вскрикивает и вонзает багор и голубой лед. Затем подтягивает шлюпку к айсбергу. На площадку у подножья ледяной горы прыгает Прозоровский и подает руку Коврову – капитану погибшего корабля. Мы сейчас высадим капитана и отплывем в сторону. Но вдруг стон раскатывается по бухте: громко всхлипнув, айсберг начал клониться набок. Кто знал, что ледяные горы очень неустойчивы, из-за того что их подводная часть непрерывно разрушается?
– Назад! – кричит Разуваев. На дно шлюпки валится Ковров, а Прозоровский прыгает прямо в воду и на лету цепляется руками за борт.
– Греби! – командует старшина, легко, словно котенка, выхватывая из воды Николая. Мы дружно налегаем на весла – учеба пригодилась! – шлюпка сперва движется рывками, затем начинается быстрый и плавный ход. Мы стараемся, как на королевской регате.
Словно в кадре, отснятом рапидом, айсберг медленно переворачивается. В стороне от нас показалась его острая подводная грань. Убыстряя темп, на воду ложится вершина горы, хорошо, что шлюпка не на горизонтали падения! Вздыбилась большая волна — гонит нас к берегу, накатывается вторая подымает вверх и бросает на прибрежную гальку. Кто-то вскрикнул, треснуло весло, но шлюпка выдержала удар добротно сделали се архангельские мастера. Идет новая волна, и мы прыгаем на песок, под дождем соленых брызг тянем шлюпку. А невдалеке размеренно крутит ручку камеры Кальцатый. Он видит хороший кадр и забыл обо всем на свете.
Волны несут куски льда, бьют по прибрежным камням, подымаются выше и выше. Уже залита тренога аппарата, но оператор не отрывается от глазка. А с другой стороны камеру поддерживает Тарич, и вода подобралась к его груди — того и гляди, волна смоет и режиссера, и оператора, поглощенных творчеством. Мы бросаемся на помощь, по последние волны, пенясь, ускользают в море, и уже чист прибрежный песок.
<…>
Разуваев закладывает в одну трещину всю оставшуюся взрывчатку, мы прижимаем се сверху мешком с песком, засыпаем обломками льда. Кальцатый включает камеру, а Разуваев —адскую машину. В недрах ледника нарастает гул, и наверх вываливается снежный вихрь. Через минуту снежинки опадают, и снова устанавливается безмолвие. Наши взрывы леднику, что мамонту укол иголки. Кальцатый долго стоит у аппарата с поднятой рукой, ждет. Мы молчим, затаив дыхание. Все напрасно, ледник недвижим.
С моря доносится сиплый гудок «Сороки» — сигнал, что разгрузочные работы закончены и там ждут нас, чтобы поднять якорь. Мы еще медлим, не теряем надежды, но на леднике по-прежнему стоит тишина, а «Сорока» требовательно гудит и гудит.
Все, прощай Новая Земля! Имущество погружено в шлюпку, брошены последние взгляды па голубой массив. Умело лавируя, Разуваев выводит по узкой бухте шлюпку в открытое море. Свежий ветер гонит крутую волну, шлюпку подбрасывает вверх, и вдруг позади начинается канонада. Залпы и мощные взрывы чередуются со стопами и хрипами гиганта. Ледник взбесился!
Изо всех сил гоним шлюпку к берегу, прыгаем в воду и бежим на бугор. Захватывающее зрелище перед нами, грандиозное, словно спектакль для великанов. По всему ледяному полю бегут трещины, громадные обломки ледника летят в воду, кувыркаются, сшибаются друг с другом. Кипит вода в бухте. Схватив камеру, Аркадий Кальцатый бежит к леднику, не разбирая дороги, не думая об опасности. Прозоровский хватает его за руку, но не успевает остановить. Мы застываем у берега бухты. Соленые брызги летят в лицо, одежда вымокла, в ссадинах руки. Беснуется ледник – нам все же удалось его расшевелить!
<...>
Шамшур П. Наш добрый капитан. Из цикла «Рассказы о Белгоскино» // Неман. 1970. № 7. С. 154-156.