Гражданская война... Я учусь в Одесской гимназии.
Во время летних каникул у меня возникло желание приобрести фотографический аппарат, но не было денег.
В городе стал выходить театральный журнал.
Гимназисту, принесшему свою заметку в редакцию этого журнала, сделали заманчивое предложение.
— Хотите стать нашим экспедитором? — спросил редактор, деликатный, выхоленный студент. — Будете получать пять процентов вырученной от продажи суммы.
...Я испытывал уважение и доверие к редактору. Иногда показывал ему свои заметки: театральную хронику, небольшие рецензии. Редактор сразу просматривал их, мягко улыбаясь, иные бросал в корзину, другие правил красными чернилами, кое-что вычеркивая, и отправлял в набор.
Однажды редактор поручил мне снести в гостиницу последние номера журнала и его записку, адресованную «госпоже В. В. Холодной» с просьбой выполнить обещание — написать статью для журнала.
К тому времени исполнилось два месяца моей работы экспедитором. Это позволило мне осуществить мечту: на местной «барахолке», обширном одесском толкучем рынке, был куплен по дешевке фотоаппарат — громоздкий ящик, сооруженный, вероятно, вскоре после изобретения Дагерром фотографии.
Прихватив с собой эту камеру, я отправился в гостиницу, где проживала Вера Холодная.
Звезда экрана, вся в белом, сама отворила дверь.
— Я из редакции, — смущенно пробормотал экспедитор.
Вера Холодная прочитала записку и утвердительно кивнула.
— Передайте редактору, что я выполню обещание.
Экспедитору в пору бы откланяться и уйти. Но, запинаясь, я высказал желание получить снимок знаменитости.
— Вам фотокарточку? Пожалуйста! — нисколько не удивившись, ответила она и выдвинула ящик стола.
Ободренный ее вежливой готовностью, я метнулся в прихожую и внес в комнату массивную фотокамеру с треногой.
— Разрешите сфотографировать, Вера Васильевна...
— Так вы сами хотите меня снимать? Что ж, пожалуйста...
Она оставалась в кресле с чашкой в руке, привычная к съемкам актриса с большими, выразительными глазами. Фотокамера скрипела, пока я расправлял и устанавливал штатив.
— Отродясь не видела такого странного фотоаппарата, — сказала удивленная кинозвезда.
Тем временем я приладил к объективу затвор с рыжей резиновой грушей, снял тужурку и, накрыв ею голову, стал вращать винт у края доски. Я вглядывался в изображение на матовом стекле, пытался установить резкость и, найдя, наконец, фокус, вложил в стершиеся пазы неуклюжую деревянную кассету.
— Неужели у вас... получится? — участливо спросила киноактриса.
— Иногда получается, Вера Васильевна. Мне очень хочется иметь о вас память. Прошу одну минутку! — И я возвестил, как заправский фотограф: «Спокойно, снимаю!»
Она привыкла во время киносъемок чувствовать себя непринужденно, жить, двигаться, а тут пришлось сидеть неподвижно да еще держать чашку в руках. Когда съемка была закончена, Холодная встала с кресла и внимательно осмотрела фотокамеру, словно перед нею было некое ископаемое.
— Вера Васильевна, нельзя ли еще разок сфотографировать вас? На балконе бы! — смущенный собственной дерзостью, пробормотал я.
— Еще сниматься? И на балконе? Ведь толпа соберется, пока вы наладите свой... механизм.
По-видимому, она была добрым человеком.
— Ладно, давайте на балконе. Когда все установите, позовете меня. Чтобы избежать сборища. Ох, уж это мне бремя славы!..
Фотосъемка на балконе затянулась, досужие пешеходы любопытствовали. Вернувшись в комнату, актриса извлекла из ящика письменного стола снимок, сделанный столичным портретистом, и вручила его мне.
— Вот, на случай, если ваш труд окажется не совсем удачным. А за журналы спасибо. Вы просите подписать эту мою памятку? Пожалуйста!
Размашистым почерком она вывела под снимком густыми, как тушь, черными чернилами два слова: «Вера Холодная».
...Миновало более сорока лет. Бывший экспедитор театрального журнала и поныне хранит портрет Веры Васильевны Холодной с ее личной подписью. Уцелел и один из снимков, сделанных летом 1918 года в номере гостиницы.
Поляновский М. Автограф Веры Холодной // Советский экран. 1966. № 18.