Роман Волобуев: Адаптируя к своим загадочным нуждам написанный в начале нулевых сценарий киевского литератора Нестеренко (если верить ему самому, тогда только вышедшего по амнистии), продюсеры Эрнст и Толстунов отправили в корзину вроде бы самое главное — выкидные матерные диалоги с бесконечными «говномутками», «голимыми буттерами» и прочим, от чего так спирало дыхание у интеллигентных поклонников «Чужой», когда в 2006-ом бесхозный сценарий отдельной книжкой напечатало издательство «Ad Marginem».

И поначалу «Чужая» действительно смотрится так, будто из неё слили всю кровь, — через силу насупленной несмешной репликой «Бумера» (в ответ и вдогонку которому когда-то и сочинялся изначальный сценарий). Но главная героиня, появляющаяся тут на манер акулы из «Челюстей» — по частям и почти с получасовым опозданием, первым же расфокусированным взглядом мимо камеры снимает все накопившиеся вопросы — дальше уже не особенно беспокоят ни красивости, которыми спорадически балуется режиссёр-постановщик, ни даже то, что фактурные театральные артисты, играющие уголовников, нет-нет, а дадут между «сукой» и «бля» мхатовскую паузу. Наверное, потеряв вместе с цветистыми диалогами изрядный процент пресловутой аутентичности, «Чужая» вместе с тем ощутимо прибавила в масштабе: книжка была в конечном счёте про то, что целеустремленная женщина страшнее любого бандита, фильм же о том, как бытовое криминальное зло пасует при встрече с тем, которое с большой «З».

Василий Степанов: Пожалуй, никто до сих пор не говорил о девяностых с такой живодерской откровенностью. Безо всякой поэзии, иронии, ностальгических вздохов; въезжая в кадр вот так запросто, позабыв даже про титры. Авторы фильма явно не фильтруют базар — возможностей для остранения предусмотрено по минимуму. По сути две. Во-первых, в полном согласии с книгой в начале и финале «Чужой» дан титр «Украина» — вроде бы у соседей дело происходит, но что-то не слышно в зале вздохов облегчения. Всем понятно: Россия и Украина в 1993-м не такие уж разные страны. Во-вторых, при просмотре настойчиво вспоминается дешевое криминальное кино рубежа 80-90-х. Очень хорошо на эту традицию накладываются расторможенная псевдодокументальная съемка в духе «Превосходства Борна» и кровяная серьезность «Пророка». Световые блики в объектив, сумбурные молниеносные драки, пыточный садизм сверхкрупных планов, нарочитый звук — двадцать лет назад тот же самый эффект «наивного», прямого контакта с повседневностью достигался просто по техническим причинам, независимо от авторского желания. Сегодня — это ультрасовременный модный изобразительный ход. Однако тонкая стилистическая игра не только не спасает от страха узнавания, но и провоцирует его. Видимо, рано пока прощаться с ребятами в мозолистых куртках. Они рядом. Еще мерещатся. Вокруг «Чужой» неслучайно сгустилось молчание — обсуждается в основном смачный антипиратский ролик, выложенный в сети, да точность воспроизведения напечатанного пять лет назад сценария. Эрнст с Толстуновым с размаху наступили зрителю на и без того больную ногу, а затем бодро промаршировали туда, куда лучше не лезть. Это не «школьный» двор, где еще возможна относительно безболезненная общественная дискуссия. О чем тут говорить? Было-небыло? Правда-неправда? Время, в котором разыгрывается история, торжественно приписано к прошлому, которое, если и принято разглядывать, то сквозь розовые очки общепринятых клише. Кто старое помянет, тому глаз вон, да? «Чужой» же не лежится в могильной тишине — в финале бьющая навылет сцена: заключенные по очереди называют статью и срок выхода на свободу, произнесенные вслух числа поражают нешуточной актуальностью, оказывается, двадцать лет не так уж много — так с каталки в прозекторской тянет мертвая Чужая свои прохладные щупальца в настоящее и будущее.

Мария Кувшинова: Фильм Антона Борматова — дотошная экранизация киноповести Владимира «Адольфыча» Нестеренко, выступающего в амплуа урки с литературными способностями. «Чужая» (2006) явно была написана в пику сентиментальному «Бумеру» и прогремела в свое время в образованных слоях населения, испытавших восторг мальчика из интеллигентной семьи, которого позвал в свою компанию дворовый хулиган.

В этой истории о том, как все было по-настоящему, особая роль отводится языку, абсолютно виртуозной блатной фене, но, кажется, все эти удивительные «голимые устрицы», как и брызгающая кислотой Анжела — тоже чисто литературный конструкт.

Выросшая из «Библиотеки всемирной литературы», накачанная отполированными жаргонизмами, перегруженная цитатами из фильмов и видеоклипов, «Чужая» по сути, повторяет зады российского гангстерского кинематографа — и схваченному за руку зрителю остается только пожать плечами: зачем?

Запоздав на несколько лет, экранизация повести «Адольфыча» вызывает совсем уже забавные смысловые аберрации. Не очень понятно, кто считается целевой аудиторией фильма — возможно, элегантная связка из блатных и синефилов (в нашей стране, кстати, составляющая костяк фанатской базы Такеши Китано). Трудно сказать за первых, но для вторых тщательно подобранный саундтрек (гр. «Комбинация» и т. п.) вряд ли является ретроспективным фоном ранних 90-х. Он парадоксальным образом является скорее фоном сегодняшнего дня, поскольку (спасибо «Старым песням о главном») составляет основу ротации многочисленных ретро-радиостанций и предметом ностальгических изысканий на Youtube. Эффекта внезапного погружения в эпоху они не создают; тарантиновского «переоткрытия» старых песен тоже не получается.

Ходят упорные слухи, что подлинным создателем картины является не заявленный в титрах Антон Борматов, а один из продюсеров — известный синефил Константин Эрнст. Правда это или нет, но гендиректор Первого канала не скрывает своей тесной связи с проектом, что в некотором смысле превращает «Чужую» в кинематографический аналог прошлогоднего квазилитературного феномена под названием «Околоноля» — то ли Владислава Суркова, то ли не Владислава Суркова сочинение.

Нельзя не поразиться тому, что верховные российские идеологи, которых обожествляют, демонизируют, боятся, воспевают и проклинают, заговорив, наконец, о сокровенном, как по уговору предъявляют аудитории свой в чем-то даже трогательный инфантилизм, жгучий интерес к фантастике (от Ридли Скотта до Пелевина), склонность к изображению насилия, и — в художественном плане — верность мутной наркотической эстетике 90-х. Нечто, совершенно противоположное исходящей от них официальной линии — слова «чужая», «душа» и «потемки» в нужном порядке расставьте сами.

Василий Корецкий: Мрачная репутация автора создает вокруг фильма заманчивую ауру, но ожидающие откровений о «тёмной стороне силы» будут разочарованы. Тут нет никакого «абсолютного зла», если не считать злом угашенную до абсолютной искренности блядь и человеческий удел как таковой. Все умрут, вопрос лишь в обстоятельствах — вот и всё, о чём говорит эпилог фильма. ‹…› Всё это настолько прозаично и депрессивно, что режиссёру Барматову пришлось пойти против духа и буквы оригинального сценария, вписав в финал сцену романтических рыданий Чужой над раненым Шустрым. Не всё, мол, так цинично, есть в мире кое-что помимо трезвого расчёта.

К счастью, этот вынужденный компромисс с хорошим и добрым не меняет в фильме ровным счётом ничего, кроме гендерных нюансов (лишённый молодецкой романтики текст Адольфыча был ещё и отчётливо женоненавистническим). Стиль дебютанта Барматова всё равно больше склоняется к камерному артхаусу, чем к эпопее типа «Бригады» или краснобайской сказке вроде «Бумера». Приглушённые краски, прозрачные, абсолютно реалистичные диалоги на «мурке», обилие крупных планов: насупленные взгляды, открытые переломы, кровь на висках. Можете представить себе романтический экшен, почти целиком сыгранный лицом и в помещениях?

Ну так его и нет, экшена-то. «Чужая» ведь вообще трагедия. Редкие, лаконичные сцены слаженного скоростного насилия не стремятся закошмарить несчастного зрителя — тут, скорее, впору говорить об эффекте «качелей», весёлом социальном реализме, смехе над замиранием собственного сердца, помеси Гоголя с «На дне».

Андрей Плахов: В этом и состоял замысел продюсеров Константина Эрнста и Игоря Толстунова. Взять вещь уже как будто отыгранную и показать, что она не есть одноразовое изделие масскульта, а часть народившейся могучей мифологии, которая пластами откладывалась вот уже лет 20 и фактически перечеркнула свою предшественницу — мифологию советскую. Та имела в своей основе революционную утопию и мало-помалу, хирея, выродилась в анекдоты про Чапаева и про Штирлица. Эта, новая, вывела из подполья романтику блатняка, братвы и пацанства. В том, что она овладела широкими массами, убеждает язык, на котором сегодня не только пишут в интернете, но и вещают с правительственных трибун.

Режиссёр Антон Борматов, в отличие от Валерии Гай Германики, тоже проделавшей недавно структурный лингвистический эксперимент в «Школе», не приукрасил и без того красивую продюсерскую идею элементами своей харизмы. В фильме нет авторского стилевого прессинга: это жёсткое, циничное, как по нотам разыгранное кино с отличными, в основном несериальными актёрами, набранными из московских, питерских и крымских театров: оказывается, у нас есть ещё в этом избитом жанре солидный резерв. ‹…› В образе этой терминаторши [Чужой] «Адольфыч» не просто закодировал абсолютное зло, но, говорят, вывел одного своего недруга былых времен, издёвки ради изменив ему пол. Похоже, именно это стало революционным решением — как если бы в центре вестерна оказалась женщина. В горниле такой революции когда-то родился нуар, где криминальное мужское сообщество нехотя, но неизбежно впустило в себя образ femme fatale и родило бессмертный афоризм «дьявол — это женщина».

Померявшись силами с Голливудом в «Ночном дозоре» и подарив ему Тимура Бекмамбетова, продюсерский мозг «Первого канала» переключился с попыток международного массового кино на внутреннее, народное. Причем именно теперь, когда славное бандитское прошлое уже воспринимается как киношный бренд, но ещё не перестало быть жизнью.

Роман Волобуев // Afisha.ru. 2010. 7 июня.

Василий Степанов // Seance.ru. 2010. 25 июня.

Мария Кувшинова //  Seance.ru. 2010. 28 июня.

Василий Корецкий // Time Out. 2001. 10 июня.

Андрей Плахов // Коммерсантъ СПб. 2010. 18 июня. № 107 (4407).