Актерскую судьбу Николая Рыбникова принято считать счастливой. Если верить многочисленным признаниям, едва ли не каждый актер мечтает создать на экране образ героя — современника. Рыбникову удалось эту мечту осуществить.
Достаточно вспомнить его в «Весне на Заречной улице», в «Высоте», «Девчатах»... и достаточно. Концепция счастливой судьбы строится обычно на воспоминаниях именно об этих ролях его звездного часа. И именно потому еще совсем недавно судьба артиста считалась не просто состоявшейся, но как бы и окончательно завершенной. Пока рыбниковский «герой — современник» прошедшего времени не вернулся снова в круг зрительского внимания.
Представление о времени и современнике складывается из знания правил, и исключений. Второе часто интереснее, но первое насущно необходимо. Рыбников значителен, уникален и в нашем кино необходим, потому что представляет правило. Полнее всего его актерская природа, жизненный опыт, личные пристрастия реализовались в образе людей, что называется обыкновенных — из тех, кто во всяком времени составляет «большинство населения», его основную массу и потому выделяет характерное для него «выражение лица». Этим главным героям Рыбникова, занятыми делами дня, не дано было ни судить о своем времени, ни тем более выставлять ему оценок. Но время выражало себя в самих их характерах, и устремлениях, в способе жизни и отношении к ней. Речь идет о тех трех десятилетиях, в опыте которых мы сейчас пытаемся разобраться.
Кинематографическое направление, к которому принадлежит Николай Рыбников, начинало в середине 50-х в эпоху социального оптимизма, тем более всеобщего, что в отличие от годов 30-х каждому дано было воспринимать действительность не в обязательном «едином строю со всем народом», а вне строя, в позиции «вольно» и потому глубоко лично. Экранным героем этого времени должен был стать и стал человек обычный. Доверие к выдающимся личностям, определяющим за нас ход истории, рухнуло. Хотелось верить, что делать ее можно собственными руками. И где же их было искать, как не за заводскими проходными —там трудились бывшие «винтики», ныне снова соль земли. Оттуда и пришел на экран первый из главных героев Рыбникова — Саша Савченко, обыкновенный парень избранным героем времени всеобщим голосованием любви. По профессии он был сталевар, по должности — бригадир, по социальной прописке — исконный житель рабочих окраин. Улыбался открыто, шагал легко и широко, судил обо всем решительно и здраво, а на его крепких плечах мог запросто держаться земной шар. Сомнений в этом не было, хотя никаких подвигов Саша на экране не совершал. Работал, придумывал что-то новое в своем сталеварском деле, бродил с друзьями по улице, пел несильным «домашним» голосом про родную свою Заречную улицу, не без труда осваивал премудрости науки в вечерней школе, влюблялся в приезжую учительницу, размашисто тосковал по причине безответного своего чувства, но в конце концов добивался ответной любви своей избранницы. И на протяжении этой простой истории как-то прекрасно менялся, вырастал. «Весна на Заречной улице» не просто выражала погоду времени — эта картина из тех, что сами делают погоду. <...> Надежды возлагались на тот социальный и человеческий тип, к которому принадлежит герой.
После финального титра авторы «Весны на Заречной улице» ставили многоточие и Саша объяснял с экрана, что знак этот употребляется в конце рассказа, когда он не закончен и многое еще впереди. Впереди у Рыбникова был умноживший его славу Николай Пасечник из «Высоты», рисковый парень, бригадир монтажников, было и несколько бригадиров, отчасти повторивших его, были и картины, которые сегодня уже забылись.
Обаятельный, умелый, темпераментный, снимался Н. Рыбников много. Был на своем месте и запомнился и в «Нормандии — Неман», и в «Им покоряется небо», и в «Двух жизнях», а позже — в «Семье Ивановых». Но терпел неудачи, когда ему — не раз и не два — предлагали снова сыграть «парня с Заречной», только взрослеющего, меняющего профессию и личные обстоятельства в широком интервале «любит — не любит». Для того, чтобы оживить типовые конструкции, мало было и всегдашней его точности в профессиональных повадках персонажа, и его умения играть любовь — ту самую, «постепенную, со взглядами, хотя качество это дорогое (и почему-то чрезвычайно редкое у наших кинозвезд мужского пола).
К счастью, «проходные» роли и для самого Рыбникова остались «проходными» — казалось, повторению пройденного сопротивлялась сама его природа.
Жизненные наблюдения входили в противоречие со сценарными абстракциями. Слова «простой рабочий человек» по-прежнему произносили с высоких трибун с обязательным умилением и с непременными оговорками, что на самом деле он восхитительно сложен, но подразумевалось при этом, что сложен не чересчур... не всерьез... не опасно... поскольку все-таки достаточно прост.
Новой встречи со своим главным героем Николаю Рыбникову пришлось ждать двадцать лет. И состоялась она, когда иллюзии уступили место реальности. Тогда и появился на экране во «Второй попытке Виктора Крохина» Федор Иванович, «простой рабочий человек», в отсутствии любви и высоты. Фильм о послевоенном десятилетии был снят в 70-х, в годы массовой устремленности «к всеобщему и полному благосостоянию», ради которого свершалось множество нравственных компромиссов. В герое Рыбникова, точно вписывавшемся в стилистику «ретро», столь же точно узнается массовый тип времени, которое вывело его на экран: человек униженный и смирившийся, вросший в обыденность, где полнота бытия заменяется мелочами быта.
Взятый прекрасной и решительной женщиной в дом «для опоры» на место погибшего на войне мужа, Федор Иванович входил в семью Крохиных и в свою экранную историю, словно пригнувшись. Чужой, так и не ставший своим, работящий, добрый и верный, но всех раздражающий, положительный и правильный, но до оскомины скучный, жил он невесело, замкнуто, почти бессловесно. И только в финале, когда решительная женщина сбегала из сколоченного им благополучия к новым трудностям, но с любимым, взрывался открытым отчаянием. Вот он, брошенный, беспомощный, обманутый в лучших намерениях ( «Разве я ей плохой муж был?.. Зарплату всю до копеечки домой приносил»). Пошлейшая пижама, некрасивые слезы, жалобный, детский какой-то апельсин — надкушен для утешения и оставлен, потому что ничто не утешает...
В роли Федора Ивановича Рыбников сломал многие сломавшиеся стереотипы. И его работа, лишенная прежней наступательности, более вкрадчивая, мягкая, очень убедительная, много добавила объема и глубины ершистой, сердитой, намеренно неуютной правдивости фильма.
БАСИНА Н. Многоточие //Советский экран. 1988. №17