‹…› Долго, потеряв чувство времени, лежал в ванной. Курил. Пепел падал в воду и, рассыпаясь, шел ко дну.
На кухне пил чай, дрожащей рукой поднося к губам чашу.
В комнате подобрал о пола брюки, вывернул карманы и нашел многократно сложенный листок бумаги. На столе разгладил и перечитал несколько раз. Установил на полу телефон и набрал номер.
— Я вас слушаю, — послышался старушечий голос. — Говорите. Саша молчал. Старуха тоже молчала. Потом послышался шорох и гудки.
Он побродил по квартире, остановился у зеркала. Попробовал улыбнуться. Напряг мышцы.
— Вот так, — вслух оказал он. — Так-то.
Вернулся к телефону. Набрал номер. Последнюю цифру долго не отпускал, держал палец в отверстии.
— Слушаю, — оказала старушка. — Что вы опять молчите?!
— Машу можно? — оказал он первые в этот день слова, и голос сорвался.
— Кто ее опрашивает?
— Знакомый.
— А у знакомого есть имя?
Саша замолчал, готовый положить трубку.
— Вы меня не знаете, — оказал он. — Это звонит Саша.
— Очень приятно, Саша. Одну минуточку.
Ожидая, Саша скривился, как от кислятины.
— Здравствуйте. Саша, Очень хорошо, что вы позвонили, не стали тянуть. Я так и думала, что это вы. Але, вы куда-то пропали?!
— Я здесь, — оказал Саша. — Вы меня не путаете?
— Нет, конечно.
— Откуда вы знаете, как меня зовут? Я ведь вчера не успел, кажется...
— Мне бабушка сказала.
— Действительно.
Помолчали.
Саша взял телефон и, расправляя шнур, зашагал по квартире.
— Как самочувствие? — спросила она.
— Плохо, — признался он.
— Бедненький. Но с вами такое не часто?
— Нет. Редко.
— Ну тогда можно и не вспоминать.
В кино Саша и Вадим сидели рядом. Но обеим сторонам — девушки Маша и Марина, красавица, с которой они познакомились на вечеринке.
Вадим и Марина целовались. Иногда Вадим поворачивался к Саше и шептал на ухо.
— Не теряйся. Вспомни, что я говорил.
Маша сосредоточенно смотрела на экран. Она была в очках. Саша полонил руку на спинку креола, как бы обнимал ее и в то же время как бы для удобства.
Тихо засмеялась Марина. В темноте поблескивали ее огромные глаза. Потом они снова целовались.
Саша повернулся к «своей» девушке. Он увидел четкий, эастывший профиль с чуть орлиным новом. Профиль сдвинулся, и на Сашу в упор посмотрели два увеличенных линзами глаза.
— Пошли, — сказала Маша и, не дожидаясь ответа, пошла из зала.
Шли переулками. Облупленные московские особнячки тянулись вдоль дороги.
Она взяла его под руку, как взрослая женщина, и Саша напрягся.
— Очень плохой фильм, — сказала она. — Это ты выбирал?
— Нет. Вадим.
— Я так и думала.
— В зале тепло, какая разница?
— Есть разница, — Маша отпустила его руку и ловко перепрыгнула через лужу.
Саша через лужу переступил одним большим шагом. Закурил.
В темноте они шли вдоль ограды зоопарка. Среди деревьев виднелись белые пятна лебедей.
Они шли маленькими шажками, как старички. Временами Маша тяжело наваливалась на его руку, будто не могла идти сама. Остановились у подъезда старого кирпичного дома.
— Я здесь живу. А вам куда? — сказала Маша.
— Мне на юго-западную.
— Нет, ты должен ответить: мне некуда. Но не беда, переночую на вокзале.
Саша растерянно молчал.
— Они неловко замолчали... — продолжила Маша. — А можно к вам? Сказала: да.
— Почему ночевать на вокзале? — разозлился он, — У меня дом есть.
— Не читал? Давай еще кружок. Я только почту возьму.
Они вошли в подъезд. Маша открыла почтовый ящик, достала оттуда газеты, встряхнула ими, будто что-то искала, и положила газеты обратно.
Снова — облупленные особнячки, ограда зоопарка, редкие прохожие...
ВАДИМ. Так и сказала: можно к вам? Этими словами и сказала?
САША. Что-то такое.
ВАДИМ. И сама ответила: да?
САША. Не она ответила, а как бы кто-то так ответил.
ВАДИМ. Дурак, она намекала. А можно к вам? Да, можно. И зашел бы.
САША. Что теперь делать?
ВАДИМ. Брать. Она готова.
САША. А у тебя? Есть прогресс?
ВАДИМ. Кое-что.
Смеются... ‹…›
...Маша спала у него на плече. Он поцеловал ее в губы, осторожно встал и вышел в прихожую. Оделся. Комната матери была приоткрыта, и Саша увидел Ирину Евгеньевну и Михал Михалыча. Обнявшись, они сидели на диване. Прошел на кухню, Ревекка Самойловна стояла у окна, спиной к нему. Саша не решился окликать ее и ушел, не простившись.
По лестнице спустился вниз. В тускло освещенном парадном подошел и почтовым ящикам. Один из них попытался открыть пальцем — дверца не поддавалась. Саша достал авторучку и отломил от нее узкий металлический язычок. Согнул его и вставил в щель для ключа.
Вскоре ему удалось открыть ящик. С почтой в руках он подошел к лестнице, где горела лампочка.
«Известия», «Вечерняя Москва», счет за междугородный телефонный разговор, — ничего себе — тридцать четыре рубля сорок копеек. Город не указан.
Саша встряхнул газетами, на пол упала открытка. «Дорогие! Поздравляем с праздником Великого Октября! Мира, счастья...» — Саша миновал текст, посмотрел на подпись — «Софа, Коля».
Саша потряс еще, но на этот раз ничего не выпало. Он аккуратно сложил почту, сунул обратно в ящик, вышел. Падал снег.
Днем Саша бродил по улице, где жила Маша, несколько раз пройдя мимо зоопарка, мимо ее двора.
Он увидел Ревекку Самойловну. Она вышла из арки и быстро зашагала прочь. Саша последовал за ной.
Вскоре Ревекка Самойловна остановилась у особнячка, рядом с которым толпились люди. Группками здесь стояли старухи, молодые люди с черными бородками что-то жарко обсуждали. Чуть поодаль топтался милиционер.
На фасаде особнячка было что-то написано буквами, похожими на арабские.
Саша встал у стены, осторожно разглядывая происходящее. Несколько раз до него доносилась чужая, не слышанная ранее речь. Говорили на странном языке старухи, да и какие-то юноши тоже. У некоторых из них на голове — маленькие шапочки.
Обрывки старушечьего разговора доносились до Саши.
— Двадцать один год, почти закончил институт, такой мальчик, такой мальчик!
— Ну, мы не богатеи, но свою девочку не обидим, слава богу, ничего для нее не жалели...
— Э-э, вы хотите красавицу, эта красавица еще вам даст жизни! У нас есть женщина, кандидат наук, умница...
— Вдовец, двое детей, прекрасный человек...
Старухи доставали фотографии, записывали адреса, уходили, на их место приходили новые. Это была стихийная служба знакомств.
Саша услышал слова Ревекки Самойловны:
— Девочка, она так поет, у нее ангельский голос... Вы посмотрите: это ей десять лет. Вот в школе. Красавица! Вы говорите, сорок восемь? Если мужчине сорок восемь лет, ему нужна спокойная женщина лет под сорок, а не юный цветок. Имейте совесть. У меня есть, между прочим — ее мать. Я бы вам пожелала такую невестку, я бы всем пожелала...
У Ревекки Самойловны посыпались на асфальт фотографии.
Саша успел заметить: Ирина Евгеньевна и Маша, обнявшись, на диване. В руках у Маши гитара.
Рядом с Сашей остановился мужчина, жестом попросил прикурить.
— Устроили синагогу, бля... — сказал он. — А ты чего здесь нашел? Пархатую невесту?
Мужчина засмеялся.
Саша повернулся и пошел прочь. ‹…›
Вдвоем они были на даче. Они любили друг друга жадно, исступленно, задыхаясь в духоте летней ночи. Они кричали от страсти и боли, не думая ни о чем и не сдерживаясь. Считая минуты, они не разжимали объятии, и любовь их росла и росла, заслоняя весь остальной мир.
Самолет стоял, готовый принять пассажиров.
Прощания, слезы! Взгляд назад, за стеклянную перегородку. Молодые и старые, их родственники, дети. Кто-то не решается пройти. Молодой человек возбужденно говорит что-то старикам — своим родителям, они все не отпускают, цепляются за рукава.
Мальчик в школьной форме и провожающие его школьники, молчаливые и сосредоточенные.
И опять — слезы, идите, уже пора!
Они поднимаются по трапу. Они смотрят назад. Они подолгу не решаются войти в салон. Машут кому-то. Помогают старикам. Поднимают на руки детей.
Трап отъезжает.
С ревом разворачивается на бетонной полосе самолет. Плывут над землей крылья. Стелется прибитая трава.
Летит над землей самолет. Последний взгляд вниз: в несколько мгновений земля становится будто игрушечной. Пока не исчезает за облаками.
Саша остановился у квартиры, достал связку ключей и открыл дверь. Пошел в прихожую. В руках у него была хозяйственная сумка.
Квартира была пуста. На кухне, на полу лекала забытая гитара. Саша провел пальцами по струнам. В тишине гитара звучала резко и неприятно. Саша взял ее в комнату.
В комнате он распахнул окно.
Из хозяйственной сумки достал телефонный аппарат. Отыскал розетку и включил его. Поставил телефон на пол, а сам сел рядом, облокотившись о стену. Взял в руки гитару. Но струны не трогал.
Из окна доносилась далекая музыка, гудки автомобилей, детский смех.
Саша ждал, сидя на полу, привалившись к голой стене с отпечатками некогда стоящей мебели на поблекших обоях...
Тодоровский В. Любовь // Ступень. Сценарии. М., 1989.