Студия «Арменфильм», куда в 1966 году на своих «Огненных конях» ворвался Параджанов (так в западном прокате назывался фильм «Тени забытых предков»), полностью сохранила ту тихую патриархальную атмосферу, в которой в начале 20-х годов начал работать основатель армянского кино Амо Бек-Назаров. Собственно говоря, это была небольшая улочка в старой части города, окруженная старыми домами и типично южными дворами с деревянными балконами, тут из века в век привычная жизнь — всё на виду, все знают друг о друге, всё известно — что варится у соседа на обед, за чьими дверями произошла ссора, у кого новая покупка, какие новости и прочее и прочее...

Во двор запросто можно выйти в домашнем халате и шлепанцах. Здесь же висит белье, здесь днем и ночью идет игра в нарды...
Нарды — особая восточная игра, отличная от шахмат. Тут, помимо опыта и знаний, существенное значение имеет «кисмет» — фортуна, знак судьбы на ладони, кидающей кости.
И вот на студию, где монтажная, лаборатория, звукоцех и все прочие технические службы располагались в глубине таких патриархальных дворов, ворвалась буря, или торнадо, цунами, самум, — именно эти незнакомые армянскому слуху слова точнее обозначат реакцию на появление всадника на «огненном коне» оглушительного, всемирного успеха. Такое здесь не бывало, такого здесь никогда не видели...
Какие бурные волны поднялись в этом мирно-спокойно дремавшем пруду! Какие страсти начали вздыматься из глубины омутов! На улице старого города появился Колумб со страстно горящими глазами и еще более страстными речами. Он звал открывать terra incognita, новое слово в кино:
— Разбудите «Арменфильм»! Докажите, что у древнего, античного народа, создавшего в прошлом не один шедевр мировой культуры, есть ещё порох в пороховницах! И в самом молодом из искусств мы можем покорить вершину Арарата!..
И тогда старые, мудрые дворы поняли — к ним приехал не шахматист... К ним приехал нардист. Бросая кости, он убежден, что они лягут как надо, потому что фортуна с ним! Она его выбрала, она его отметила, она его поведет...
Забегая вперед, скажем, что Параджанов, как и Колумб, сдержал слово. Он открыл новую землю — снял фильм, вписавшийся в мировую классику, и его, так же как и Колумба, заковали в цепи. Но это уже другой рассказ.
Вернемся к событиям тех дней.
«В начале было Слово...» Самым первым и самым главным словом у Параджанова было «ФАКТУРЫ!!!». Всё решали именно они... Подлинные фактуры... Никакой бутафории, никакой имитации кольчуг, фальшивых поясов из жести. Настоящие и только настоящие старинные ковры, золотая посуда, настоящие античные лица.
Пассионарий-режиссер вызвал пассионарную волну деятельности. Закипела работа! Золотили старинные чаши, везли из Туркмении редчайшие образцы черно-белого каракуля и розовые шкуры ахалтекинских аргамаков.
В Зангезуре, куда меня, ассистента режиссера, вместе с администратором отправил Параджанов, мы скупили такое количество старинных поясов и женских украшений, что поднять этот груз не было никаких сил. Зайдя в хозяйственный магазин, купили цинковые ведра и, вернувшись, положили к ногам «Колумба» три ведра антикварного серебра. Комната рабочей группы превратилась в сокровищницу Али-бабы. Ни в одном этнографическом музее ни до, ни после я не видел такой ослепительной красоты, такой экспозиции!

Бурлили по глади тихого, мирного пруда крутые волны, поднимались из глубин омутов муть, пена и пузыри зловонные. Битва в пути... Знакомая многим и многим первопроходцам. И вот настал последний день... Назавтра, наконец, назначена съемка!.. Завтра прозвучит завораживающая сердце киношников команда: мотор!.. Но... съемка не состоялась...
Опаленный жарой Ереван... Листок бумаги... Горячей рукой составленный текст, торопливые, бегущие буквы:
Москва Госкино СССР БАСКАКОВУ
Шестнадцатого августа, после двухмесячной пролонгации был назначен съемочный день, который клинически провален. Задыхаюсь в номерах с пруссаками. Персики на базаре стоят два рубля. Настаиваю закрыть картину с последующим уходом из кинематографа вообще. Достаточно мне «Киевских фресок» и репрессий Тарковского.
Параджанов
Строгая команда ассистенту — мне: «Отправишь и квитанцию покажешь лично».
По возвращении на студию окликнула секретарша: «Пройди к директору». В те годы им был кинорежиссер Лаэрт Вагаршян. Человек, безусловно культурный, один из немногих понимавший, что фильм Параджанова — уникальный шанс поднять студию на новую высоту, придать ее скромной продукции иное качественное звучание. Текст телеграммы ему уже был известен. Информация обо всех действиях Параджанова поступала моментально. Как сейчас помню грустные растерянные глаза Вагаршяна:
— Отправил уже?
— Отправил.
— Хоть бы мне показал сначала.
— Не мог иначе. Да и какой смысл... Вы ведь и так уже знаете...
Лаэрт снова грустно улыбнулся:
— Это катастрофа... Надо что-то делать. Надо немедленно начать съемки. Поставить перед фактом. Только так можно будет замять это дело. Я знаю — он тебе доверяет. Придумай что-нибудь. Пусть загорится, пусть начнет...
Вечером ближайшее окружение Сергея собралось в гостинице. Параджанов уже успел успокоиться и грустно собирал чемодан. Не будет великого плавания... Зря только кипела такая трудная и такая захватывающая работа на верфях... «Арго» не будет спущен на воду и не поплывет за Золотым руном...
— Сергей Иосифович, но ведь мы можем начать работу.
— Нет. Всё провалено... ничего не готово... Исполнители не утверждены, костюмы не сшиты, реквизит не готов.
— Возможно, это и так... Но, с другой стороны, так многое собрали, купили... А что касается исполнителей. Утвержден ведь мальчик... Объекты с детством Саят-Новы можно снимать хоть завтра. Давайте начнем с эпизода «Царские бани». Всё есть...
— Ничего нет... Где бани?
— Бани есть. Хотите, покажу?
— Что за вздор! Бани в Тбилиси. Где это в Ереване серные бани?
— Завтра утром покажу. Посмотрите?

Недовольно хмыкнул, но вещи собирать перестал. Ему самому было мучительно больно прощаться с мечтой.
Утром мы поехали в мусульманскую часть города. Тогда он еще существовал, маленький остаток былого персидского владычества. Маленькая, почти дворовая мечеть без минарета, без изразцов, но сохранившая в себе чувственный элемент исламской архитектуры, — купола с сосками, формой напоминающими женскую грудь.
Параджанов заволновался, ноздри его хищно раздулись, он почуял добычу. Перед ним была редкая фактура, глинобитные, простые формы, но при этом такие чувственные и влекущие. Никакого открыточного шика, одна простая, безыскусная красота.
— Расстелим на куполах ковры, пусть здесь и моют.
— Нет... Ничего не выйдет...
— Есть ковры, собрали старые, медные кувшины. Что мешает?
— В сценарии ковры трут пятками курдянки. Мне нужны настоящие курдские пятки. Только подлинные фактуры... Никакой имитации!
Слез с крыши и бросил на ходу:
— Будут настоящие курдские пятки — назначайте съемку. Нет — уезжаю в Киев.
Легко сказать — пятки курдянок... На дворе 60-е годы, и Ереван ещё во многом сохранил быт и нравы старого Эривана. Курды сниматься отказались наотрез. Пустить дочерей на съемку? Как после этого замуж выдавать?
Лихорадочно обхожу дома интеллигенции. Есть курдская газета, есть на радио редакция курдского вещания, есть хорошие врачи, преподаватели, писатели. Встречают гостеприимно, но недоверчиво. Что за странный визит? Объясняю, что снимается фильм о
И все же съемка состоялась!..
Брызгаясь из медных кувшинов холодной ереванской водой в жаркий полдень, девочки-скромницы так разошлись, что стали поливать водой не только ковры, но и друг друга.
Помнит ли кто-нибудь из них этот пылающий августовский день? Знают ли, что именно они спасли фильм, действительно ставший явлением мировой культуры?
Одно меня смущает, когда я спустя годы смотрю этот эпизод. Гдe подлинные фактуры?
Кто догадается, какая экспертиза установит, что трут ковры настоящие курдские пятки? Зачем нужно было обходить дома и чуть ли не стихами приглашать девушек на съемку?
Восток — дело тонкое... Не случайно здесь так любят нарды, игру, в которой невозможно рассчитать ходы.
Григорян Л. Курдские пятки // Сергей Параджанов. Коллаж на фоне автопортрета / Сост. Кора Церетели. Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2008.