Любовь Аркус: Что такое режиссура? Это власть или право?
Александр Расторгуев: Это воля и правда.
Л. А.: Если бы ты мог взвесить эти слова, то какой фильм ты поставил бы на другую чашу весов?
А. Р.: Из этого золотого веса делаются режиссеры. А уже они делают фильмы. («Высший суд» Герца Франка, «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова, «Идиоты» фон Триера (не помню, как пишется), «Груз 200» Балабанова, «Огни большого города» Чаплина, «Летят журавли» Калатозова, «Среда» Косаковского, «Мирная жизнь» Костомарова/Каттина, «Хрусталев, машину!» Германа, «Пять вечеров» Михалкова, «Сталкер» Тарковского, «Старше на десять минут» Франка, «Дорога» Феллини, «Астенический синдром» Муратовой, «Времена года» Пелешяна...)
Л. А.: Назови, если можешь, главное качество режиссера.
А. Р.: Замах. Слух. Вера в чудо. Глагольность. Ярость. Умение терпеть. Наивность. Звериное чутье. Кошачесть. Маятник. Доверие себе. Многоликость. Бульдожья хватка. Нежность. Жар. Жажда жизни. Безумие. Умение не мешать. Распятость миром. Легкость. Везучесть. Коварство. Горе. Дар.
Л. А.: Есть ли у тебя страх неудачи?
А. Р.: Нет. У меня есть страх выбрать не свою дорогу. Не своего человека. Потерять друзей. Доверие. Прозевать чудо. Страх стать самозванцем. Когда звонит телефон. Когда не поднимают трубку. Страх, что будет скучно. Страх, что Сагалаев был прав. Страх, что не отдам долг. Страх старости и что кончатся сигареты. Что все — не то.
Л. А.: В процессе съемок есть ли граница, за которую ты никогда не сможешь зайти?
А. Р.: За бюджет.
Л. А.: Чего ты боишься?
А. Р.: Что я действительно хочу нравиться. Что я реально плохой. Я раньше про себя думал так: хороший человек напорол косяков. Но в какой-то момент количество плохих поступков стало постоянным качеством. Стало уже биографией. Перечень плохих поступков похоронил уже, наверное, хорошего человека. Остался плохой, и он боится себя.
Л. А.: В английском языке есть слово «близкий», но нет слова «родной» (не в смысле родственник, разумеется). Что такое в твоей жизни близость? Герои твоих фильмов — они близкие, родные, ни то, ни другое? Когда герой становится (если становится) близким?
А. Р.: Они мои палачи.
Л. А.: Ты не ответил: что такое близость?
А. Р.: Родство — это эйфория узнавания. Зависть. Родные, мои — это щедрые люди, умеющие бескорыстно влюбляться, делать глупости, плакать. Опаздывать, смеяться. Маяться дурью. Злословить, спасать. Любить Мандельштама. Катать истерики. Говорить о счастье. Быть легче воздуха. Нужнее воздуха. Они становятся неотменимы, как смерть. А если она наступает при жизни — приходится довольствоваться близостью. Близость — это работа такая. Рутина совести.
Л. А.: Можешь ли ты представить себя героем документального фильма?
А. Р.: Второсортным героем фильма про всех тех, кого я узнал. Он мог бы быть хорошим.
Л. А.: Что такое провокация? Можно ли с помощью провокации узнать правду, выкристаллизовать ее? Событие, спровоцированное (прямо или косвенно) человеком с камерой, равнозначно событию, произошедшему без его участия?
А. Р.: В каком-то смысле то, что я живу, — уже провокация. Провокация — это метод ухватить то, что ты уже знаешь и так. То есть это всего лишь метод. Событие в фильме — это то, что снято. Факт искусства — в потенции. Событие произошедшее вне этого — факт физики. Частный факт. Неисправность камеры. Конец кассеты.
Л. А.: Откуда это знание наперед?
А. Р.: Когда живешь на тектонических разломах, когда спишь в картонной коробке — проходит куриная слепота всякого умничанья и серьезного отношения к себе, мир становится полным тайными знаками. Маяками. Что будет на том берегу — не важно. Может, принцесса, может, Америка, может, тебя съедят. Просто ты видишь маяки. И на весла!
Л. А.: Ты веришь в людей?
А. Р.: В людей, чебурашек, малярийных комаров, кур гриль, продавщиц ночных киосков, соседку Веру Александровну, космонавтов, В. В. Путина, махатм, зеленых человечков, чертей, отоларингологов, группу «Muse», детей, немцев. Короче, во всех, кроме попов.
Л. А.: Если ты берешь химические вещества и смешиваешь, то почему в их реакции больше правды, чем в состоянии покоя, несмешения? В химии этот путь ведет к образованию чего-то нового. А что происходит, когда ты провоцируешь на реакцию людей, реальных, живых?
А. Р.: Новые жизни.
Л. А.: Почему в этой новой жизни больше правды, чем в той, что была до нее?
А. Р.: Потому что у нее больше шансов.
Л. А.: Дети в твоих фильмах: кто они?
А. Р.: Жертвы. Они вообще жертвы, без всяких фильмов.
Л. А.: Что такое предательство?
А. Р.: Это когда не хватает правды быть слабым.
Л. А.: У тебя — хватает?
А. Р.: Нет.
Л. А.: Режиссер предает своих героев?
А. Р.: Нет. Он раб на их галерах. Он не может предать, он может только взбунтоваться.
Л. А.: И что произойдет?
А. Р.: На другие галеры попадет. А может, ему отрубят руку и он станет писать рыцарские романы.
Л. А.: В разговоре ты обмолвился, что за счет героев решаешь свои проблемы. Каким образом и какие именно проблемы?
А. Р.: Они меня кормят.
Л. А.: Что такое социальная адаптированность? Есть ли у тебя страх в один день проснуться таким, как все, стать нормальным, обуржуазиться?
А. Р.: А я и есть такой, как все. Даже хуже всех. И я мечтаю об этом. Проснуться. Иметь 200 000 рублей в нужный момент. Дреды.
Л. А.: Какую цену ты готов заплатить, чтобы быть таким, как все?
А. Р.: Я не торгуюсь!
Л. А.: Мы говорили, что в кино приходят за опытом. Что за мера — опыт и в какой момент он помогает, а в какой — начинает тормозить?Требует ли большой опыт большей меры ответственности за высказывание?
А. Р.: Зритель приходит за новым нравственным опытом даже на «Такси-3». А режиссер — избавляться от зуда. Мера опыта режиссера — остаться безнаказанным за: Замах. Слух. Веру в чудо. Глагольность. Ярость. Умение терпеть. Наивность. Звериное чутье. Кошачесть. Маятник. Доверие себе. Многоликость. Бульдожью хватку. Нежность. Жар. Жажду жизни. Безумие. Умение не мешать. Распятость миром. Легкость. Везучесть. Коварство. Горе. Дар. Кино — это не высказывание. Это заговор. Гадание. Ритуал. Желание что-то делать, когда ты ничего не умеешь. Почесаться. Быть живым.
Л. А.: Какой из человеческих недостатков ты готов простить, а какой — нет?
А. Р.: Простить — любой. Но стараюсь держаться подальше от тупого занудства.
Л. А.: Можешь ли представить себе ситуацию, при которой эмигрировал бы из страны?
А. Р.: Если все умрут, а я останусь.
Л. А.: Вопрос, который ты сам чаще всего себе задаешь.
А. Р.: «Ты что, дурак?»
Л. А.: Что ты делаешь, когда устаешь от себя?
А. Р.: Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Смотрю телевизор. Сплю.
Л. А.: Есть ли что-нибудь главнее, чем фильм? Что?
А. Р.: Все остальное. Везде, где только можно. Но там я не знаю, что делать. Не монтируется никак.
20 августа 2002 года
Расторгуев А. Жар нежного [Вопросы задавала Любовь Аркус ] // Сеанс. 2008. № 35 - 36.