Он начал с милой безделицы, короткометражки «Барбос в гостях у Бобика», но эта шутейная дворняжья история не застуживает того, чтобы от нее взять да отмахнуться. В ней, как ни смешно, уже есть Виталий Мельников, не с будущими его умениями, конечно, но с его интересом к существам «непородистым» и неказистым. С его любовью к «малым формам», и дело тут не в метраже (больше коротышек Мельников не снимал), но в «формате» той жизни с ее мышьей беготней, что ему и дорога, и интересна. Взявшись за живописные аналогии, ближе других можно обнаружить жанровые картины Павла Федотова — неспроста изобразительный строй «Женитьбы» отсылает к ним и вовсе напрямую.
Успех пришел к Виталию Мельникову с «Начальникам Чукотки». Героическая комедия о послереволюционных двадцатых, об эксцентричном фанатике Бычкове, в одиночку устанавливающем советскою власть на заполярных просторах, вышла на излете «оттепели», заморозки уже поспешали. И если Бычков необычайно деятелен в стремлении преобразовать косный мир «согласно мандата», то впоследствии мельниковские персонажи будут терпеливо обживать отведенную им общественную лунку.
Человек из превеликого чиста «советских» и «обыкновенных» в этих персонажах и этих коллизиях узнавал себя и свою жизнь легко. Он так же пытался верить и часто верил в «народную» власть, как маленький начальник Чукотки; отдав священный долг Родине, задумывался о домашнем очаге, как дембель из лубочной комедии «Семь невест ефрейтора Збруева», искал подход к ершистому сыну любимой женщины, как бывший выпивоха из житейской мелодрамы «Мама вышла замуж».
Когда семидесятые попытались поставить частное существование под контроль, в фильмах Мельникова проявился актуальный подтекст, пусть и упрятанный в складки жанровой ткани.
В «Здравствуй и прощай» брошенная супругом колхозная птичница сама живет на птичьих правах и, влюбившись в сельского участкового, вынуждена испрашивать разрешение на новый брак у местного начальства. Ксении, беременной жене Федора, работающего на строительстве очередной АЭС, дано, на первый взгляд, куда больше личной свободы. Однако отъединенность будущей матери от социальной жизни, имевшая сюжетной причиной скорые роды, говорила, кроме всего прочего, и о наметившемся противоречии между «маленьким человеком» и «монолитным единством», за парадным фасадом которого каждый пытался схорониться в своей ячейке («Ксения, любимая жена Федора»). Открытость по отношению к большому миру уже была чревата разрушением мира собственного, маленького, но именно доверие кларнетиста Сарафанова к сыну-самозванцу делает возможным определение семьи по признакам не кровного, но душевного родства («Старший сын»). После современной драматургии режиссер обратился к Гоголю, и «Женитьба» поставила точку в мельниковских «семейных хрониках» семидесятых. Мельников предложил совсем не сатирическую, не желчную, а печальную версию знаменитой комедии, персонажи которой, по-детски беззащитные перед навязчивыми свахами и сватами, самим своим неуютным существованием исподволь подвергали сомнению право общества что-либо навязывать человеку, пусть даже это ценности «семьи» и «брака».
В конце семидесятых его герой обнаруживает неспособность не только «встроиться в систему», но и уберечь свой собственный мир. Зилов, герой «Отпуска в сентябре» по вампиловской «Утиной охоте», рожден экзистенциальной пустотой; «лишний», он не умеет ни жить, ни умереть. Предвосхитив мыкающегося по жизни Макарова из «Полетов во сне и наяву», этот Зилов, сыгранный Олегом Далем, пришел позже: «Отпуск в сентябре» восемь лет пролежал на полке.
Фильмам, снятым Виталием Мельниковым в начале восьмидесятых, не скрыть авторской растерянности. Повествовательные формы, которые подчинялись режиссеру и в которых его кинематограф до того времени привычно существовал, с нынешней жизнью пришли в заметный разлад. Отсюда — метание между различными жанрами, качественная и содержательная неравноценность и разнородность мельниковских работ этого времени. В киноромане «Две строчки мелким шрифтом» историк преодолевал равнодушие общества, реабилитируя доброе имя революционера, обвиненного в предательстве. Рядовой программист в «Уникуме» обладал способностью телепатировать свои сны окружающим (собственно, сон становился прозрачной метафорой существования впавшей в анабиоз страны) Констатировав в «Чужой жене и муже под кроватью» по ранней прозе Достоевского никчемность «маленького человека» и пошлость его жизни, Мельников вслед за тем вслед за тем натужно широким жестом одаривал безалаберную фотокорреспондентку личным счастьем в мелодраме «Выйти замуж за капитана».
В перестроечные годы судьба его героя, обитающего то в днях сегодняшних, то в исторических глубинах, исполнена фатальной предопределенности: юный сыщик Петрик Чухонцев невзначай раздавлен имперским сапогом («Первая встреча, последняя встреча»), княжна Тараканова предана графом Орловым молоху жестокосердной власти («Царская охота»), певец Чичулин променял божий дар на яичницу («Чича»). Попытка придать бодряческую тональность «Последнему делу Вареного» не убедила. В фильме «Царевич Алексей» режиссер трактовал историю Петра и его несчастного мятежного сына, как сюжет окончательного краха «маленького человека», павшего жертвой яростных социальных преобразований.
Наступившее время в этом «маленьком человеке», герое Виталия Мельникова уже не нуждалось.
Медведев М. [Виталий Мельников] // Новейшая история отечественного кино. 1986-2000. Кино и контекст. Т. 2. СПб.: Сеанс, 2001.