РАННЕЕ УТРО. ГОРОДОК.
Густой туман постепенно рассеивается. Вдали все яснее видны крыши небольшого городка среди полей. Стадо коров пересекает луг. По каналу медленно скользит баржа. Маленький поезд из двух вагонов въезжает в город и исчезает меж домами.
Слышны шум трактора, звон колокола, мычание коров, лязг поезда, который тормозит и останавливается.
УТРО. БАЗАРНАЯ ПЛОЩАДЬ.
Женщины толкают тележки, на которых громоздятся ящики с овощами и фруктами. Одни ставят подпорки, поднимают забрала витрин, другие расставляют торговые палатки, перетаскивают пакеты с велосипедов. Все приходит в движение.
Из освещенного кафе степенно выходят мужчины; они потирают согреваясь, руки, беседуют, разбившись на небольшие группы.
УТРО. ГОРОДОК. БЕРЕГ КАНАЛА.
Останавливается баржа. Усатый толстяк поворачивает колесо и открывает шлюз. Баржа медленно выплывает из ворот. Моряк курит трубку и, едва касаясь штурвала, поворачивает его вправо, влево. Судно исчезает из виду.
Вдалеке, на другом берегу канала, видна церковь. К ней направляются дамы в накидках.
Раздается свисток паровоза. Слышен шум отходящего поезда.
УТРО. ГОРОДОК. УЛИЦА ДОМА СВЯЩЕННИКА.
Со стуком распахиваются ставни. В окнах появляются лица жильцов.
— Доброе утро, Сюзи, как спалось?
— Здравствуйте, мадам Помпон.
Лишь ставни дома священника по-прежнему закрыты.
Прежде чем отыскать отца Андре, осмотрим его комнату.
Длинный деревянный стол, с которого свисает скатерть в пятнах от красного вина. Наполовину пустые или опрокинутые стаканы. Бутылки-покойнички, рыбные останки на тарелках, окурки, раздавленные прямо в яблочном пироге. Одежда на полу. Носки на стульях.
Отец Андре испускает рычание и душераздирающий стон. Звонит старый будильник. Священник на ощупь пытается его выключить, роняет, и будильник с трезвоном катится по полу. Не открывая глаз, отец Андре старается поймать его, падает с кровати и оказывается на полу, в тельняшке и трусах. С трудом, опираясь на спинку кровати, он наконец поднимается, опрокинув при этом стоящий на ночном столике серебряный поднос, который с грохотом падает на плиточный пол.
По-прежнему не открывая глаз, он тащится к умывальнику, открывает кран и сует голову под струю воды. Наконец веки его расклеиваются. Глаза у кюре голубые. Внезапный спазм заставляет его броситься к унитазу — погрузив в него голову и вложив два пальца в рот он с чудовищными воплями освобождается.
Медленно выпрямляется и спускает воду.
Отец Андре — высокий узкоплечий человек с длинными худыми руками, но с выпирающим округлым брюшком.
С нечеловеческими усилиями он натягивает брюки, пританцовывая то на одной, то на другой ноге, ищет и находит один носок, потом другой, влезает в один башмак, не найдя второго, шарит под кроватью рукой с болтающимся рукавом, вытаскивает кучу старых сандалий, откуда и выуживает другой башмак.
На столе бутылка с остатками грушевой водки. Отец Андре хватает ее и наливает, дробно стуча по стакану горлышком бутылки. Руки у него так дрожат что он вынужден держать стакан обеими руками, чтобы сделать глоток.
С большими трудностями он натягивает сутану, застегивая ее не на ту пуговицу. По счастью, он сразу же находит шляпу, висящую на гвозде у двери, и выходит.
УТРО. ГОРОДОК. ПЕРЕД ЦЕРКОВЬЮ.
При виде отца Андре, петляющего между могилами, церковный сторож ныряет в крошечную нишу и принимается звонить в колокола. Затем он выходит и поправляет кюре застежки сутаны:
— С днем рождения, пэр!
УТРО. ЦЕРКОВЬ.
Прихожанки сидят с несколько обеспокоенным видом. Иногда одна за другой зевают
Появляется отец Андре, на ходу приводя себя в порядок, преклоняет колени перед алтарем и надолго застывает спиной к верующим.
Наконец он поворачивается и бросает на почтенных дам мрачный, исполненный ненависти взгляд.
Отец Андре. Мадам Пуляр, вы нам не почитаете?
Он открывает Евангелие.
УТРО. ГОРОДОК. ПЕРЕД ЦЕРКОВЬЮ.
С десяток велосипедов стоят в ряд вдоль стены. Соланж де Байонет мчит на полной скорости, тормозит соскакивает с велосипеда и ставит его рядом с другими.
Соланж, по крайней мере, лет девяносто, она худа и подвижна; ее движения стремительны, но при этом весьма грациозны. Она взбегает по ступенькам, рывком открывает дверь и исчезает в полутьме.
УТРО. ГОРОДОК. ЦЕРКОВЬ.
Хлопает дверь за вошедшей Соланж. Все дамы оборачиваются.
Твердым шагом она пересекает центральный проход и усаживается перед фисгармонией. Мадам Пуляр, прервавшая было чтение, продолжает:
— «...И вошед в храм, начал выгонять продающих в нем и покупающих, говоря им: написано: „дом мой есть дом молитвы“, а вы сделали его вертепом разбойников...» (Св. Лука, XIX, 45-46.)
На этой фразе вступает за фисгармонией Соланж. Звучит музыкальный фрагмент, короткий и ликующий; она заканчивает его с победным видом. Уставившись в пространство, сидит в своем кресле отец Андре. Во взгляде его страдание.
Сторож удаляется, слышен звон колоколов.
УТРО. ГОРОДОК. ПЕРЕД ЦЕРКОВЬЮ.
Прихожанки выходят из церкви, прощаясь: «Пока, до завтра, мадам Бюше...» Каждая направляется к своему велосипеду, и они рассеиваются, как стая вещуний. Накидки их развеваются на ветру.
УТРО. ГОРОДОК. БАЗАРНАЯ ПЛОЩАДЬ.
Площадь выглядит весьма оживленной — все жители городка снуют от прилавка к прилавку, щупают нюхают выбирают Торговцы резкими криками подзадоривают их, не столько чтоб завлечь, сколько пустить пыль в глаза и заявить при этом о собственном благополучии.
От одного к другому ходит с корзинкой в руках Соланж. Она рассматривает рыбу, нюхает ее, выбирает одну крупную форель.
Торговец рыбой. Здравствуйте, мадам Соланж, я вам тотчас выпотрошу ее, мадам Соланж... Спасибо, мадам Соланж.
Затем мы видим ее у прилавка зеленщика: она ощупывает редис, выбирает свеклу и салат...
Продавец. Один фунт, мадам Соланж? Что еще?
Соланж. Это все.
Продавец. Спасибо, мадам Соланж.
Соланж направляется в булочную. Встречные приветствуют ее, она любезно отвечает каждому.
УТРО. ГОРОДОК. БУЛОЧНАЯ.
Дин-дон. Соланж входит в булочную.
Булочница (нараспев). Три франка двадцать, до свидания, мсье, спасибо... Здравствуйте, мадам Соланж, один батон, как обычно? Три двадцать, добрый день... Вам... Хлеб из отрубей? Порезать?
Дин-дон. Дверь закрывается.
УТРО. ГОРОДОК. БАЗАРНАЯ ПЛОЩАДЬ.
Покупки Соланж заполнили маленькую корзинку на руле велосипеда. Сверху видны баночки кошачьих консервов «Рон-рон».
Соланж де Байонет седлает свой велосипед. Ее накидка развевается на легком ветерке, и вскоре она исчезает за поворотом.
УТРО. ПОЛЕ.
С монотонным рокотом ходит взад-вперед трактор.
Чуть дальше видна небольшая двухэтажная усадьба.
УТРО. ПЕРЕД УСАДЬБОЙ.
Витиеватая решетка кованого чугуна в широко распахнутых воротах. Поросшая травой дорожка парка.
Соланж шагает по запущенной аллее, толкая перед собой велосипед. Прислоняет его к лестнице с каменными витыми перилами.
Взявшаяся невесть откуда ватага кошек трется о ноги Соланж. В сопровождении этой свиты она взбегает по треснувшим ступенькам лестницы; достает из кармана увесистую связку ключей и со скрежетом открывает дубовую резную дверь. Едва приоткрыв ее, Соланж сперва пропускает кошек, затем входит сама. Дверь закрывается с глухим стуком. Вдалеке все время слышен шум трактора.
УТРО. УСАДЬБА. ВЕСТИБЮЛЬ.
Полумрак. Соланж стягивает накидку, вешает ее на покосившуюся вешалку из позолоченной бронзы, снимает шляпу, кладет ее на голову большой статуи Дианы-охотницы. Бросает взгляд в треснутое зеркало и небрежным, но изящным жестом поправляет прическу.
Молодой женский голос поет:
Ведь сегодня воскресенье,
Мама милая моя,
Белых роз душистой сенью
Выстелю наш домик я.
Скрипит дверь; каблуки Соланж стучат по плиточному полу. Скрипит другая дверь.
УТРО. УСАДЬБА. КУХНЯ.
Песня внезапно обрывается. Валери, служанка, панически вскрикивает и бежит к кухонной плите.
Но молоко убежало. Валери бросается за тряпкой, задевает длинную щетку, которая, падая, увлекает за собой корзину с луком.
Валери высокая, с круглым лицом и розовыми щеками, красивая крепкая широкоплечая крестьянка. При ходьбе она ставит ноги носками внутрь. Когда Валери нагибается, чтобы собрать рассыпавшийся лук, из-за ее корсажа выскальзывают позолоченные серебряные ложечки и со звоном сыпятся на плиточный пол. Входит Соланж.
Соланж. Сколько раз повторять, чтобы вы ничего не брали без моего разрешения?
Кухня у Соланж довольно просторная. На чугунной плите, которой уже не пользуются, лежат корзины с яблоками. Большой дубовый стол у стены заставлен голубым голландским фаянсом. Напротив висят медные кастрюли, полки уставлены банками с вареньем. На потолке — массивные деревянные балки. В глубине — камин, в котором можно зажарить целого быка. На маленьком кругленьком столике на одной ножке стоит шар-аквариум, в котором плавают две золотые рыбки. Соланж надевает передник и включает телевизор, без звука; какая-то певица извивается на экране.
Слегка покраснев, Валери кладет все пять ложечек на край стола. Затем берет у Соланж корзину и начинает разбирать покупки.
Издали по-прежнему доносится шум трактора — в большое открытое окно, выходящее в поле, видно, как он монотонно ходит взад-вперед.
Соланж включает старый довоенный радиоприемник, настраивает его, пытаясь избавиться от помех. Голос диктора произносит:
Радио. «...Смерть обозревателя газеты „Харриет“ потрясла Турцию и еще больше обострила царящую в стране напряженную обстановку. Рашид Кемаль был убит в среду, 7 марта, — двое неизвестных в масках выпустили в него девять пуль в упор, в тот момент, когда он выходил из своего дома...»
Соланж раздает содержимое «Рон-рон» мяукающим кошкам.
Соланж. Кис-кис-кис... (Другим тоном.) Валери, вам здесь больше нечего делать. Пойдите убирать комнаты, я вам уже говорила, что начинать всегда надо оттуда.
Сердитая Валери хватает свои тряпки, метелку и ведро.
Валери. Натирать сегодня лестницу?
Соланж. Да, разумеется.
Служанка выходит из кухни.
УТРО. УСАДЬБА. БОЛЬШОЙ САЛОН И БИБЛИОТЕКА.
Валери пересекает большой салон с закрытыми ставнями, сквозь которые проникают широкие лучи света. Мебель покрыта толстым слоем пыли. На стенах огромные картины в рамах с облупившейся позолотой, изображающие батальные и мифологические сцены. Своими широкими бедрами Валери задевает за маленькие столики, от ее шагов подрагивает паркет, звенят подвески люстры. На ходу она хватает какую-то безделушку и опускает ее в широкий карман своего передника. В полутьме она входит в библиотеку — здесь царит полумрак, поблескивает только оружие, развешанное по стенам на старых коврах, — секиры, кремневые ружья. На стенах — охотничьи трофеи — головы оленей, кабанов. Все так же дрожит паркет от ее шагов. Она огибает бильярд. Снаружи доносится выстрел.
Валери открывает двустворчатую дверь и поднимается по широкой лестнице, то и дело задевая ведром о перила.
УТРО. УСАДЬБА. САД.
Мари-Аньес, невестка Соланж, сидит в кресле-каталке. Обеими руками она сжимает Смит-энд-Вессон — пистолет с длинным дулом. Зажмурив один глаз, она целится в пустую консервную банку из-под бобов.
Банка установлена на доске между двумя табуретками на классическом для стрельбы расстоянии — в полусотне метров.
Она стреляет и промахивается, снова стреляет и опять мимо.
УТРО. УСАДЬБА. КУХНЯ.
В углу большой кухни кормятся кошки. Опираясь на подоконник, Соланж смотрит вдаль сквозь кружевную занавеску.
Радио. «...Накануне тот же злоумышленник убил полицейского, завладел его оружием и захватил заложников — двух беременных женщин».
УТРО. ЗАМОК АНРИ ДЕ ЛАМПАДЕРА.
На другой стороне маленького луга — небольшой замок. Дверь открывается появляется высокий породистый мужчина в охотничьем костюме, за ним по пятам следуют два эрдельтерьера. Это Анри де Лампадер.
Он останавливается на ступеньках и, подкручивая усы, пристально смотрит в сторону окна Соланж.
УТРО. УСАДЬБА. КУХНЯ.
По-прежнему слышны выстрелы Мари-Аньес. Со вздохом Соланж отрывается от окна и возвращается к плите. Она зажигает газ под кастрюлей, подходит к аквариуму и бросает золотым рыбкам щепотку корма.
УТРО. ПЕРЕД КУХНЕЙ.
Соланж выходит и дергает за веревку, привязанную к укрепленному высоко на стене дверному колокольчику.
УТРО. УСАДЬБА. СПАЛЬНЯ.
В этой красивой комнате стоят две небольшие узкие кровати с пухлыми постелями. На стенах, обитых истершимся уже шелком, висят старые семейные фотографии: дамы с военными, военные без дам, молодые военные в гусарских мундирах, в форме колониальных войск... Над камином — знамя кавалерийского полка; на маленьких ночных столиках возле кроватей — фотографии двух молодых элегантных офицеров.
Перед туалетным столиком в стиле Людовика XV, где расставлены хрустальные и серебряные баночки, пудреницы из слоновой кости, восседает Валери в дамской шляпке и играет красивым веером из страусовых перьев. Услышав звон колокольчика, она поспешно кладет все на место, поправляет покрывало на кровати, собирает свои тряпки, ведро и щетку и спускается по лестнице вниз.
УТРО. ПЕPEД УСАДЬБОЙ.
Подъезжает маленький грузовичок. Из него выходит Ивонн — элегантная дама, в сапожках, с лисьей горжеткой, по профессии она антиквар. В руках у нее огромный букет цветов. Она открывает заднюю дверь грузовика, откуда спрыгивают двое рабочих, — они достают ящики с вином и поднимаются по лестнице.
Ивонн звонит, ждет, снова звонит. Дверной замок щелкает — она толкает дверь и проскальзывает внутрь.
УТРО. УСАДЬБА. ВЕСТИБЮЛЬ.
Уже изнутри она с громким скрипом открывает дверь пошире и впускает рабочих.
УТРО. УСАДЬБА. КУХНЯ.
Мари-Аньес, Соланж и служанка Валери сидят в самом конце длинного деревянного стола. На белоснежной скатерти безупречно сервирован завтрак: серебряные ножи, масленка, вазочка с вареньем, чайник, кофейник, молочник, корзинка с хлебом... Соланж достает из коробки кучу лекарств: пилюли, капли, таблетки, выкладывает их перед своей невесткой.
Соланж. Это примешь перед завтраком, а это после. А розовые пилюли — во время еды.
Мари-Аньес, погрузившись в расчетную книгу, что-то отмечает в ней. Валери отсчитывает капли в рюмку.
Голос Ивонн. Я не помешаю вам, графини?
Входит Ивонн — антиквар с цветами в руках. Она щебечет:
— Я принесла вам букет просто так. Главное, вы не беспокойтесь, я не собиралась мешать вашему завтраку.
Одновременно вслед за ней появляются рабочие.
Ивонн. А вот и вино. Я отыскала для вас ящик чудесного Шабли и ящик Сент-Эмильона-75. Если хотите, их спустят в подвал?
Соланж. Ивонн, дорогая, я хорошо понимаю, что ваше вино не просто подарок, мы не можем его принять, не договорившись предварительно.
Мари-Аньес (вмешивается). Да, все зависит от того, что вы хотите получить сегодня.
Соланж. Ты отдашь лампу!
Мари-Аньес. Нет-нет, лампу я не отдам.
Соланж. Лампу мы не можем вам дать.
Она поднимается и огибает стол, чтобы сказать своей невестке шепотом пару слов; та, подумав, шепчет ей в ответ. Соланж возвращается на свое место.
Соланж. Но мы можем предложить вам прекрасные стенные часы.
Ивонн. Но мне казалось, мы договорились насчет лампы.
Соланж. Валери, проводите мадам в маленький салон на втором этаже, часы стоят на камине. И покажите молодым людям, куда спустить ящики с вином.
Как только все выходят, Соланж садится и наливает кофе Мари-Аньес. Та переворачивает очередную страницу расчетной книги и спрашивает:
— И за сколько ты уступишь ей эти часы?
Соланж. Она честная женщина и сама назовет цену.
Мари-Аньес. Но она же ничего не понимает! Посмотри, она принесла нам желтые цветы, а сегодня — среда.
Соланж. Ну, в чем-в чем, а в часах-то она разбирается, это ж ее профессия. Теперь выпей это.
Соланж протягивает Мари-Аньес пилюли. Они молча заканчивают завтрак. Слышен только голос диктора по радио.
Радио. «...B Мозамбике антимарксистские гэрильос из Ренамо атакуют местных крестьян. Они вырезают взрослое население, уводят детей и в свою очередь используют их для дальнейшего устрашения. Вчерашние дети, превращенные в палачей, становятся безжалостными убийцами. Когда армия Мозамбика вырвала из рук повстанцев Френсиса, он молчал почти шесть месяцев. Мальчик потерял дар речи от тех ужасов, свидетелем которых ему пришлось стать. «Сначала они убили маму, отрубили ей голову, потом отрубили руки».
Иоселиани О. Охота на бабочек // Киносценарии. 1995. № 2.