
‹…› после двухлетних боев за право снять фильм по сценарию Шпаликова Лариса Шепитько оказалась, наконец, на съемочной площадке. Правда, над еще неснятой картиной уже предусмотрительно занесена тяжелая комитетская дубина, каждый шаг авторов взят на особый контроль. Но главное — прорвались! Впереди желаннейшая работа. И самая большая радость — сколочена потрясающая группа. Помимо заглавного дуэта Шпаликов-Шепитько в работе участвуют: оператор А. Княжинский, композитор А. Шнитке, художник А. Бойм.
Так что — полный вперед!
Сам Шпаликов полон пока что самых радужных надежд: «...У меня довольно давно не выходило картин. Последнюю я снимал сам — «Долгая счастливая жизнь», но фильм этот широко не прокатывался, и я не думаю, что его запомнили...
«Ты и я» — одна из последних сценарных работ и первый снимаемый сценарий после «Долгой счастливой жизни». Фильм в производстве — что о нем говорить?
Поговорим пока что о сценарии.
Мне нравится, как он начинался. Не сценарий — работа над ним. Сам способ нравится. Вот вам основа сценария; поэма, фантастический рассказ, описание одного из островов Южно-Курильской гряды, на который выброшены киты, и — пространный диалог между двумя предполагаемыми героями. Все эго между собой никак не связано. Во всяком случае, прямой связи нет.
В разное время, готовясь к новой работе (еще не зная — к какой, но чувствуя потребность сочинять, выдумывать), я все записывал в одну общую тетрадку. Тетрадка вскоре кончилась, но ясности никакой не наступило. Надо сказать, я даже обрадовался, что все так складывается. И спокойно купил новую тетрадку. В конце концов у меня получилось страниц, кажется, сорок странноватого текста. Облик фильма, если вообще здесь можно говорить о фильме, проступал смутно.
Человек, даже не предубежденный, отнесся бы к этому с большим недоумением. Но Шепитько прочла точно. В разрозненных внешне вещах угадала или почувствовала общность замысла, настроения. Для меня это тоже очень важно — поймать ритм сценария, его окраску.
Я почти никогда не знал, как будет строиться то, что называется сюжетом. Более того, строить мне его неинтересно. Я не понимаю, к примеру, прелестей внезапной развязки и еще много в этом роде. Смена настроений, чувств, или, скажем, погоды — снег, дождь на закате, сумерки, летняя жара в городе — вот вам лучший сюжет. К примеру: «Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю...» — законченный сценарий большого фильма, со своим сюжетом, подробностями и проч.
Но вернемся к практике «Ты и я».
В окончательный вариант сценария не вошло ничего из предварительных записей. Так исчезли киты, осенний бал в Нескучном саду, соломенная шляпа с синей лентой на голове героини (и героиня эта исчезла), фантастическое повествование о неопознанных летающих предметах, поэма — все это неизбежно гибнет на подступах к истинному рассказу.
Но каждый раз, когда все вроде бы и кончено и работа обрела стройность, мне приходит в голову одна и та же мысль: а истинный ли это рассказ? Может быть, все это чистописание, прикинувшееся рассказом? А настоящий сценарий — та первая тетрадка, те первые записи — обрывочные, неясные, то слишком подробные, а то — намеком, дневником, строфы... Не знаю«.
Эта неуверенность, облачко смутной тревоги, набежавшие вдруг на авторское чело, — а не обронили ли случайно по дороге «улучшений»-«углублений»-«уточнений» сценария ту самую дивную, но только-только зарождающуюся, едва мерцающую мелодию, которая, собственно, и поманила за собой? — посетили Шпаликова, кажется, преждевременно. Или интуиция его не подвела?
Натуру для фильма, особенно сибирскую, Шепитько отбирала с тем же неистовым тщанием, что и актерский состав. Вместе с операторской и административной группой она облазила все строительные площадки Токтогульской, Зейской, Усть-Илимской, Вилюйской, Хантайской гидроэлектростанций, избороздила вдоль и поперек талнахский, железногорский, яблоневский и прочие-прочие карьеры открытых разработок. Нашли совершенно потрясающие места, но в поисках еще лучших двинулись с Ангары в сторону Норильска.
С тем же запредельным напряжением сил, горением души, неистовой самоотдачей Шепитько работала и дальше. Люди рыбьего темперамента пугались этого пламени, быстренько сваливали в сторонку, продолжали работу лишь такие же фанаты, как сама Лариса. Шпаликов тоже выезжал в экспедиции, все время был на стреме. И вот наступил момент первого показа вчерне смонтированного материала фильма.
Смотрит пока что худсовет объединения, которым руководит Ю. Райзман. Шпаликовский сценарий здесь запускали неохотно, с большим-большим напрягом. Если бы не дикий напор Ларисы Шепитько, так бы и лежать ему в груде сценарных опусов и проектов, тихо списанных по разряду «творческих неудач» или «тематическим причинам». Причем, вся эта настороженность возникала в основном из-за того, что в сценарной записи Шпаликова сквозила какая-то неустойчивость, неопределенность. Мягкая мерцательность идеи и тональности вещи привлекала и одновременно пугала. Железной гарантии в том, что фильм по этому сценарию будет именно о том-то и о том-то, шпаликовские тексты абсолютно не давали. Такому трезвому руководителю, да еще и суровому реалисту, как Ю. Райзман, подобные поэтические туманности были явно не по нутру. Потому-то два года и пытались в объединении «уточнить» и «прояснить» все, что припрятано в тайных уголках и закоулках шпаликовского повествования.
Фомин В. Те, что пляшут и поют по дорогам // Экран и сцена. 1997. № 44.