Я взял книжку под мышку и полетел в Тбилиси.
Прилетел, позвонил моему другу режиссеру Эльдару Шенгелая и сказал, что мне нужен грузинский сценарист. Эльдар назвал мне фамилии трех возможных сценаристов (одного из них, Резо Габриадзе, выделил, он с ним работал, двух других знал меньше).
— А, в общем, приходи завтра на студию, и я тебя со всеми познакомлю. Завтра привезут бочковое пиво, и они все обязательно появятся.
Первым — на мое счастье! — за пивом пришел Резо Габриадзе. А других я ждать не стал и вручил ему книжку.
Резо роман очень понравился, и мы стали писать сценарий. Через несколько дней Резо спросил:
— Гия, скажи, а о чем наш сценарий? Меня спрашивают, а я никак не могу сформулировать.
— И я не могу. Скажи, что заранее никогда не говоришь, о чем фильм, — это плохая примета. А когда фильм выйдет, критики напишут, а мы запомним.
Между прочим. Я никогда не пытаюсь объяснить в нескольких словах, о чем снимаю фильм. Потому что тогда зачем снимать? Проще написать несколько слов в газету.
Когда мы с Таланкиным снимали «Сережу», то все время пытались сформулировать: о чем фильм? «Дети — наше будущее. Какими будем мы, такими будут и наши дети»... И другую такую же муть.
В Краснодаре на съемку приехал корреспондент. Хотел взять у нас интервью: «О чем фильм?» Мы попросили подождать до конца рабочего дня. Корреспондент отошел к осветителю и спросил его: «О чем фильм?»
— Одна баба с ребенком вышла замуж. Родился второй ребенок. Мужа куда-то переводят, и она уезжает с ним. Второго ребенка забирает, а первого оставляет. И первый переживает, плачет. А муж — хороший мужик оказался, сказал: «А пошли вы все!» И взял мальчишку.
Коротко и ясно.
(Кстати, про «Не горюй!» много писали, но ни один критик так и не сформулировал, о чем фильм.)
Той осенью в Тбилиси я жил в гостинице «Сакартвело» в 501-м номере. (И номер до сих пор! Еще помню горничную Терезу, которая убирала нашу комнату). Комната была солнечной, на пятом этаже, а вид из окна — на черепичные крыши и зеленые дворики.
Резо приходил ровно в восемь утра. Мы работали до часу, потом делали перерыв на обед, а после обеда гуляли по старому городу. Примеряли прохожих к нашим персонажам. Заглядывали в подъезды, Резо обращал мое внимание на кованые решетки балконов, на старинные дверные ручки и вообще обращал мое внимание на такие детали, которые я без него бы не заметил. (У Резо особый взгляд на мир. Когда он после перестройки приехал в Москву и его спросили, изменилась ли столица, он сказал, что да, очень. Стало намного меньше воробьев и намного больше генералов.)
Заходили в музеи. В одном из них обнаружили старые фотографии улиц и духанов Тифлиса. У духанов были поэтические названия: «Не покидай меня, голубчик мой», «Не горюй!», «Сам пришел». И мы долго никак не могли решить, как назвать фильм: «Не горюй!» или «Сам пришел». Пока фильм назывался «Сам пришел», духан в черепичном городке был «Не горюй!». В конечном варианте победил все-таки «Не горюй!», а название «Сам пришел» мы оставили для духана.
После прогулки мы возвращались в гостиницу и опять садились за работу. Пока нас не было, Тереза убирала номер — все блестело чистотой, но в то же время все было на месте. Если наш исписанный листочек упал на пол, там мы его и находили, — Тереза протирала пол, а потом клала листок точно так же, как он лежал.
Обедать мы ходили в верийскую баню: там в буфете были настоящие сосиски из мяса (буфетчик Аристофан утверждал, что в Грузии сосиски из настоящего мяса только у него в бане и в буфете ЦК). И еще часто там бывало настоящее бочковое пиво. А иногда вместо обеда перекусывали горячими пирожками с картошкой (настоящей), которыми возле нашей гостиницы с лотка торговала жена буфетчика Аристофана — рыжая Роза, и запивали их сладкой водой «Лагидзе».
Работали мы до девяти вечера, а потом отправлялись на чай к моему приятелю Гие Бадридзе читать то, что написали за день. Или шли на чай к Верико и расспрашивали дядю Мишу Чиаурели о старом Тифлисе. Честно сознаюсь, кое-что из его рассказов я позаимствовал для своих фильмов. А один — «Похороны директора» — почти прямо так и вошел в фильм «Не горюй!»
Из того, что мы тогда написали, в сценарий вошло не так уж и много — от многих придумок пришлось отказаться. Но осталась сама атмосфера того Тбилиси: и солнечная осень в старом городе, и черепичные крыши под окном, и доброжелательность, и легкомыслие, и вечера в доме Верико, и застолья в гостях — без всего этого фильм не получился бы таким, каким получился.
Сценарий мы писали долго. Осенью в Тбилиси, зимой в Москве, у меня дома. В комнате было накурено так, что мы друг друга с трудом различали. (Кто-то сказал Габриадзе, что сигары курить менее вредно, чем сигареты, и мы перешли на сигары. Курили их как сигареты.) Выходили на улицу проветриться — слякоть, злые прохожие, машины... Минуты три пройдемся, и Резо говорил: «Давай вернемся обратно в наш черепичный городок».
Потом писали под Москвой, в Доме творчества «Болшево». А весной я заболел и угодил в Боткинскую больницу — Резо приходил ко мне, и мы писали в больнице. И потом еще дописывали по ходу съемок — снимали в Грузии.
Между прочим. Над сценарием «Кин-дза-дза» мы с Резо тоже работали так много и долго, что я потерял счет времени.
— Резо, сколько мы пишем этот сценарий? спросил я.
— Посмотри в окно. Милиционера видишь? сказал Резо.
Напротив гостиницы, где мы работали, было посольство, и там у ворот дежурил милиционер.
— Вижу.
— Какой у него чин?
— Старший лейтенант.
— А когда мы начинали, он сержантом был. Вот и считай.
Данелия Г. Безбилетный пассажир. М.: ЭКСМО, 2008.