«Слово в фильме — самый протяженный его элемент, — утверждает Иосиф Ефимович Хейфиц. — Вот входит человек и говорит “Добрый вечер, товарищи!” Этот “добрый вечер” занимает более двух с половиною метров фонограммы, и, значит, ему должны соответствовать два с половиной метра изображения.
Но ведь испуг и счастье Наташи Ростовой в момент, когда она, отвечая на приглашение Андрея Болконского, своею проявившейся из-за готовых слез улыбкой как будто сказала ему: “Давно я ждала тебя”, — ведь это тоже на прозаическом языке монтажа “весит” два с половиной метра. Но сколько сложных чувств, какая сверкающая гамма человеческих эмоции, какое яркое внутреннее действие выражено в этом коротком куске. Сколько же понадобилось бы места и времени, сколько неумолимых секунд и метров ушло бы на выражение этого куска в диалоге! Да и вообще, можно ли показать все это словами?»
Для творческой позиции кинорежиссера высказанное положение характерно и важно. Оно, в частности, объясняет выразительную значимость актерского жеста, непременное качество всех актерских сцен у Хейфица. ‹…›
К появлению в игре актера подобных жестов Хейфиц как правило, имеет самое непосредственное отношение. Порой они возникают на репетиции, а иногда даже непосредственно на съемочной площадке. Но гораздо чаще они бывают предусмотрены заранее и содержатся уже в режиссерской разработке сцены. ‹…› В ‹…› фильме Хейфица «Дело Румянцева» есть, например, сцена, где заведующий гаражом Корольков, связанный с шайкой жуликов, подсовывает ничего не подозревающему Румянцеву отличному, с безупречной репутацией шоферу — очень важное для себя «левое» поручение. В рабочей тетради развитие этой сцены режиссер определяет следующим образом: «Корольков вначале наигранно-сурово диктует маршрут на две-три недели длительностью. Заметив смущение Румянцева переходит на юмор. Все, мол, понятно — могу дать маршрут полегче. В этой ловкой игре — ключ эпизода. Как говорит народ — Сашу Корольков «купил», т. е. обманул, разыграл, обвел.
...Во время диалога кричит кому-то в раскрытое окно: «Потом зайдешь, сейчас не могу!»
Сквозная деталь — много пьет воды. Это от обжорства, от пьянства. Вынимает из несгораемого шкафа пачку «Казбека». Отрыжка.
Снимает с гимнастерки или пиджака длинный женский волос. Это точка эпизода.
Вот этот последний, подсказанный режиссером жест великолепно использует исполняющий роль Королькова артист Николай Крючков. Преувеличенное внимание, с каким, поежившись, скосив глаза, снимает Корольков с воротника беспокоящий его волос, отлично передает и тщательно маскируемую заинтересованность в исходе разговора, и внутреннюю неуверенность, которую он пытается скрыть под маской нарочитой небрежности. Жест персонажа и его мимика, ясно обозначившие психологическое состояние, говорят о нем столько, сколько едва ли можно было ждать от диалога такой короткой сценки.
Сэпман И. Актерский кинематограф И. Е. Хейфица // Вопросы истории и теории кино: сборник трудов. Л.: Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, 1973.