Обсуждение фильма «Дело Румянцева»
14 января 1956 года
Цимбал 1:
Мне кажется, что картина кончается где-то раньше ее фактического конца. Я боюсь это точно определить, но мне кажется, что весь эпизод, который нужен для того, чтобы показать, что Румянцев «все сам», как говорит полковник, его личную инициативу в поимке преступника, проходит после того, как окончилось самое главное действие. И мне показалось, что в ту минуту, когда Румянцев вошел в свою комнату и встретил ее и она обняла его, когда дверь медленно закрылась, — это и будет затемнение всей картины.
(Герман: Это худо, что вам так показалось)
Что ж поделаешь!
(С места: ему надо быть активным)
Я и думаю, что он будет активным до конца картины. Конечно, авторам картины легче согласиться, когда я высказываю свои соображения. Но мне кажется, что тут есть возможности для композиционного уточнения.
Лихарев 2:
В этой картине, может быть, есть кое-какие недочеты, которые я заметил, как неискушенный зритель. Мне хочется, чтобы что-то было досказано.
Товарищ Цимбал сказал, что она кончается раньше своего конца, он не прав. Преступник должен быть разоблачен в этой картине самим Румянцевым и его активные действия вполне соответствуют его характеру. ‹…›
Мне хотелось бы, чтобы подробней была дана драка. Что такое — помахали кулаками и он уже лежит. Он и сам должен жать сдачи и что-то там должно происходить. Кто-то там лом поднимает, я думал, что он его убить хочет, а оказывается, он хочет его в люк спустить. Эта драка должна быть яснее показана.
(Хейфиц: Здесь печать Министерства культуры сказалась)
Я не боюсь это говорить, потому что знаю, как это в жизни бывает. (В зале смех)
Жалко, что в этой драке приходиться стесняться.
(Хейфиц: С точки зрения Министерства культуры некультурная драка получилась).
‹…›
Что касается следственных и милицейских органов, то все сделано очень хорошо, хорошо сделан и немного ограниченный Самохин, но есть надежда, что он исправится. (Смех).
Мейлах 3:
Мне хотелось бы возразить предыдущему оратору, который сказал, что Самохин может исправиться. Большое достижение показа этого типического образа заключается в том, что он неисправим. Для нас это очевидно, и поскольку он неисправим, он не будет работать в следственных органах, и это очень приятно.
Вейсбрем 4:
Я иногда думал, что чрезвычайно интересно было бы иметь картину, которую можно было бы охарактеризовать эпитетом лирического произведения на экране. И я считаю, что сегодня мы увидели нечто новое — лирическую комедию на экране. Это очень ценно.
Босулаев 5:
Меня всегда возмущал цвет в кинематографии, дозировка цветов, да и не только меня. Часто художники и работники кино забывали, что цвет является тем могучим средством воздействия, которым нужно пользоваться очень осторожно. Иногда букет цветов снимали так, что он по своему количеству красок забивал все остальное, и это перерастало в свою противоположность.
Недавно я видел прекрасное использование цветов в картине «Красное и черное», и я завидовал французам. Но после сегодняшней картины я не завидую, потому что увидел исключительно экономное и разумное пользование цветами, когда цвет не мешает, а помогает. Этот стиль работы надо практиковать.
Шамкович 6:
В отличие от других я вижу эту картину не первый, а третий раз.
Я могу присоединиться буквально ко всему, что было сказано хорошего об этой картине, и честно сознаюсь, что и в третий раз я картину смотрел с неменьшим удовольствием ‹…›.
Но первый раз после этой картины у меня было чувство некоторой неудовлетворенности и даже огорчения. Глядя второй и третий раз, я себя проверил, но это чувство остается. ‹…›
В картине есть некоторая драматургическая нечеткость. Тут есть ряд линий ненужных и посторонних.
Взять хотя бы историю с шофером Евдокимовым. Великолепно сделана вся сцена с мальчиком, очень хороша сюжетная линия, но мне кажется, что ее можно было бы выключить из этой картины. (В зале движение)
Это может быть сюжетом для совершенно самостоятельного сценария, очень хорошим, но в этой картине это могло и не быть.
Мне могут сказать, что это показ образов тех людей, которые еще участвуют в картине. Но почему вырван только один Евдокимов, мне кажется, что это частный случай.
‹…›
Некоторые образы надуманы, например, образ Любы, непонятны взаимоотношения Любы с Евдокимовым. В сценарии это было отмечено, а из картины все выпало.
Мне кажется, что для данной картины это лишняя линия, хотя она всех очень волнует и трогает.
Для меня было неясно, почему его арестовали. Накладная, которая фигурировала, по-моему, не была поводом для ареста. Не знаю, с юридической точки зрения может быть, это и правильно.
Совершенно согласен с товарищем, который говорил о сцене с шилом. Меня не убедила сцена, почему матерый жулик пошел на эту уловку. Я разговаривал с товарищами, они пытались мне объяснить, что это игра нервов и т. д. В их рассказах это убедительно, а на экране не убеждает. И действительно, если бы он нашел шило, было ли это поводом для ареста? Нет. ‹…›
Согласен с упреком относительно финальной сцены. Почему Баталов едет в этот ресторан? Это неубедительно. Как будто он все знал, поехал туда, нашел, хотя голос диктора и говорит, что он всю ночь бродил, искал и т. д. Это не совсем убедительно. ‹…›
Теперь о режиссере.
Я все работы Иосифа Ефимовича очень люблю, они все являются образцом работы режиссера. ‹…›
Но у меня было такое ощущение иногда (пусть я произнесу крамольные слова), что тут Хейфиц говорит немного другим голосом. Я увидел чуть-чуть французов, чуть-чуть итальянцев, чуть-чуть американцев.
Мне кажется, что для Хейфица, который обладает своим языком, это «чуть-чуть», которое есть, излишне и не нужно.
Герман 7:
Тут меня чрезвычайно огорчил наш дорогой С. Л. Цимбал, который призывал к поцелую в затемнении, к тому, чего мы не ожидали. Проще было закрыть двери и кончить картину. Но картину не кончили этим, и правильно, потому что как раз после двери и происходит то, что определяет полностью характер Румянцева, на наш взгляд, как советского человека, который не может смотреть прямо в глаза людям до тех пор, пока на нем есть хоть малейшее подозрение в нечестности. Вот почему мы кончили картину не там, где ей положено с точки зрения С. Л. Цимбала, а несколько позже.
Я проверял картину на слух и н разу не заметил, чтобы после того, как Румянцев вскакивает в трамвай, напряжение бы падало. Нет, оно никогда не падало.
Одно краткое возражение по поводу того, что Лукьянов слишком хорош.
Видите ли, товарищи, если бы мы жили и не верили, что на свете существуют Лукьяновы, нам жилось бы чрезвычайно тяжело. А мы верим в полковника Афаеасьева, потому что такие люди представляют собой советскую власть ‹…›.
Я не могу согласиться с тем, что мальчик лишний в картине. Он определяет опять-таки характер этого советского юноши и характер советского общества. Это не случайный факт и не то, что он зашел, выпил в одном месте чаю, в другом — пива. Мы смеем думать, что раскрыли душу этого не очень красивого, не очень роскошно одетого нормального шофера. И если товарищ действительно видел картину три раза, он не мог не обратить внимания на слова Афанасьева, который говорит про рыжего мальчика, что это тебе аттестация. На основании этого он доверяет этому парню, у него есть сведения, что он усыновил мальчика. ‹…›
Насчет подозрения и шила я не буду распространяться. Таких фактов очень много, особливо среди жуликов, которые повидали разное, не выдерживает нервная система, и опять-таки внимательный зритель не возражает против этого, потому что он, прочерчивая внимательно пунктирную линию поведения полковника Лукьянова, следил за тем, что он говорит: вы нервный стали, волнуетесь, что ли? Он понимает, что его можно взять на пушку и берет на пушку. ‹…›
Последний вопрос — самый существенный ‹…› .Это то, что здесь определялось по-разному, как почерк режиссера Хейфица, что он нежно переносит какие-то драматургические произведения на экран. Так и было сказано — «нежно», и затем было сказано, что это было что-то лирическое.
То, что мы любим в Хейфице, то, что есть его почерк, что крепнет с каждым годом и днем ‹…› — это смелость. Это то, что режиссер Хейфиц не боится никогда показать правду нашей жизни ‹…› и ему не надо замазывать свои переживания, сложные переживания, огромными окнами, высоченными домами, роскошными бульварами и отсутствием каких-нибудь трудных минут в человеческой жизни.
Хейфиц 8:
Вы не думайте, что я благодарю за хорошие вещи и ополчаюсь на замечания, но как-то получилось так, что ни с одним замечанием я сегодня согласиться не могу.
Начну с выступления товарища Шамковича, который сделал очень много замечаний. Очень странно мы относимся к драматургии. Мы пережили достаточно много болезней, бесконфликтных сценарием, бессюжетных, которые рассыпаются при первом прикосновении, которые не выдерживают никакой глубинной вспашки, оказываются пустышками. Но когда появляется сценарий, где с первого кадра и до последнего вас держит сюжет, — этого мало.
Есть отпочкование в сторону рыжего мальчика — отсечь его! И останется тогда американский сюжет, в котором все будет хорошо скомпоновано, но ничего общего с жизнью не будет, а будет сюжет ради сюжета.
Я категорически отметаю, что рыжий мальчик есть лишняя вещь. ‹…›
Что же касается того, что тут есть французское, итальянское, американское, то разрешите мне на это ответить коротко.
Я думаю, что тут вина не моя, а ваша, что все, что вам в какой-то степени нравится, вы привыкли отдавать французам, итальянцам, американцам. (Смех, аплодисменты).
‹…›
Единственное, с чем я согласен, — это то, что Лукьянов у нас очень красив. Нет возможностей, чтобы Лукьянова дать по медленному пути раскрытия. Нет по соображениям прямой художественной целесообразности и по масштабным соображениям фильма. Тут предельно использован масштаб фильма. Конечно, хотелось бы, может быть, чтобы в этой комнате был еще ряд удобных, красивых, целесообразных вещей, но она их не вместит. Поэтому, уступая жесткому закону композиции фильма, нам пришлось некоторые вещи отсекать. Но смею заверить, что если бы мы их не отсекли, а использовали полностью, то картину вы смотрели бы значительно хуже, устали бы, она показалась бы вам длинной. Поэтому та жесткая мера фильма, которая нам отпущена и отпущена крепко, без всяких возможностей от нее отступать, дает нам возможность именно так строить действие, а не иначе.
Что касается шила и прочих детективных вещей, то нельзя полагаться на то, что я считаю, что он поступить должен так, а не этак. Да, известно, что все крупные опытные преступники первые сознаются, потому что это значит вместо десяти лет только пять, а такой, как Шмыгло, это прекрасно понимает.
А за все остальное спасибо.
Стенограмма обсуждения художественного фильма «Дело Румянцева» режиссера И. Хейфица // ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-182. Опись 2. Дело 48. Стенограмма обсуждения художественного фильма «Дело Румянцева» режиссера И. Хейфица.