Пишущие о Ковалове непременно на них ссылаются; придя в режиссуру из критики, эти титаны взорвали французский кинопроцесс изнутри. Творческие процессы вообще упрямы, снаружи их не проймешь, не направишь, как бы хорошо ты ни понимал, куда именно им следует течь.
Лев Толстой. Он подносит к губам стакан. Хорошо слышно, как пищит вода, бегущая сквозь графову глотку (звукооператор Гарри Беленький). Перистальтика явно оставляет желать лучшего.
Впрочем, большинство покойников и на такое не способны.
Л. Н. — труп, однако труп нетипичный. Живой. Как Федя, как Анна, как князь Андрей. Те существуют в зазоре меж зрачком и страницей, движутся за счет энергии читающего взгляда. А их создатель прозябает в трепете проектора. Он плоский, словно маца, но смотрит молодцом. У автора «Воскресения» теперь есть собственный автор. Осушай, сколько влезет, стакан; в десятый, в тысячный раз осушай.
Ромм. В новом фильме Олега Ковалова (название заимствовано у Беклина; был такой художник масскульта), как и в первом —
«Сады скорпиона», — ни одного оригинального кадра: лишь архивные материалы. Только относящиеся уже не к советской «оттепели», а к началу века. Фантазия на темы эпохи, рассказанная языком монтажа. В «Обыкновенном фашизме» (отечественная классика жанра) рационально иронизировал и печалился голос комментатора; в «Острове мертвых» не умолкает музыка, или хрупает снег, или шаркают по мостовой чьи-нибудь штиблеты.
Говорухин. Ведь Ковалов ни в коем случае не стремился снять публицистическую картину. Да, шаги дворян и шаги комиссаров у него одинаково гулки, точно над идущими по улице — купол склепа, своды загробных пещер. Фрагменты художественных лент стилистически неотличимы от хроники (монтажер Галина Субаева); Татлин и Аэлита, Лиля Брик и кукольная стрекозка из мультфильма Старевича здесь на равных просто потому, что запечатлены на пленке. Тождество их не социальное или психологическое, а техническое: каждый — не более чем игра света и тени. Светотень — это и есть их статус, их психика. Их душа.
Арнольд Беклин. Остров мертвых — обширная страна, где седобородого старца, мучимого танталовой жаждою, зовут Львом, хулигана, примерзшего к школьной парте, — Владимиром, томную героиню — Верой, взмахиваюшую ножкой танцовщицу — Анной (в титрах это обозначается так: «Балетный номер — Анна Павлова»). Как называется сама страна, не столь важно. Страна, населенная людьми, имеет право на имя. Населенная бликами, пятнами, вспышками — лишь на толкование. Но комментатор упорно молчит. Снег, аккорд, монтажная склейка. Открытые раны ушедших, бессильных себя защитить. Джон Рескин. Борис Гройс. Олег Ковалов.
Кузьминский Б. Молчание доктора Моро // Сегодня. 1993. 23 апреля.
Фильм Олега Ковалова «Остров мертвых» вызвал жгучую зависть коллег: «Какие кадры, где же он их отыскал! Потрясающе, здесь материала на двадцать фильмов хватит!» Но сделать-то надо было один. Только один фильм, «поэтичный, легкий, воскрешающий пепельный абрис Веры Холодной», таким видел его режиссер.
Увы, чтобы этот фильм был хорошим, в нем оставлено слишком много гениальных кадров, режиссер снимал свою картину, а получился немного наивный и громоздкий коллаж.
Токарева Е. Кинофестиваль не изменил Римини, как изменила его осень // Независимая газета. 1993. 16 декабря.
Ковалов про свой интеллектуальный «Остров мертвых» сказал, что символом начала XX века, о котором снят фильм, выбрал Веру Холодную именно потому, что это была наиболее кичевая фигура, которой поклонялись вовсе не рафинированные, а вполне нормальные «средние» зрители. Таким образом, кич представляется сегодня явлением привлекательным и человечным, которое наглядно демонстрирует ключевые для эпохи симптомы.
Ковалов в этом смысле обошел многих, создав на основе хроники и немых лент наиболее целостный и профессионально отточенный фильм «Остров мертвых», который, в отличие от нашей многочисленной продукции для внутреннего употребления, не стыдно представлять на международных фестивалях класса «А».
Кулиш А. Кино для чужих // Независимая газета. 1994. 29 апреля.