Очень многие зрители не поняли характер, который я сыграл [в фильме «Без свидетелей»]. Они считали, что «актерство актера» идет не от персонажа, а от исполнителя — от меня.
«Что это Ульянов так наигрывает? Он что, потерял совесть: стал так развязно играть, так нагличать?» — вот такой был тон. Некоторые зрители, правда, поняли все точно и писали, что мы правильно сделали, показав такого мерзавца и подлеца. Одна женщина призналась, что это прямо портрет ее бывшего мужа. Но большинство писем были полны осуждения.
Понятно, что так пишут зрители детского уровня восприятия искусства, для которых артист, играющий определенного персонажа, и есть тот самый персонаж. Дети, однако, целиком отдаются обману игры. А взрослое «дитя» из-за знания, что это все-таки игра, уже не может наслаждаться искусством как таковым, то есть умением актеров искусственно воссоздавать реальную жизнь, в том числе жизнь персонажей «плохих» или «хороших». Подготовленный зритель только восхитится умением актера имярек одинаково убедительно предстать в любом обличье, зритель же «дитя» серчает. Он оскорблен, если вдруг актер, которого он привык видеть в положительных ролях, возьмет да и сыграет негодяя. Это, по его разумению, — предательство.
‹…›
Впрочем, зритель-«дитя» вряд ли изменился. Вообще потрафить нашему зрителю довольно-таки трудно. Вроде бы благоволит он к положительным, «понятным» героям. И вдруг... Как не вспомнить тут высказывание одной из киногероинь Нонны Мордюковой: «Мужик, он что? Ему все то, то... Раз — и это!»
Неожиданные суждения у зрителей вызвал фильм по повести Бориса Васильева «Самый последний день», о судьбе милиционера, удивительно симпатичного, добрейшей души человека.
Я прочел эту повесть и понял, что просто необходимо сделать по ней фильм. И вот почему. Я все чаще и чаще стал встречаться в нашей жизни с проявлениями недоброжелательства, неоправданной злости, обидной грубости, сердечной черствости, откровенного хамства. Меня это ранило. А Борис Львович Васильев умеет показать в своих таких простых и обычных героях прекрасные человеческие черты. Во всех его произведениях: «А зори здесь тихие...», «Не стреляйте в белых лебедей», в «Ивановом катере» и, наконец, в «Самом последнем дне» живут как раз такие русские люди — с великой любовью к земле, к окружающим, с великой добротой в сердце.
И мне захотелось показать с экрана глаза хорошего и доброго человека, героя повести «Самый последний день» Семена Митрофановича Ковалева. Возможно, в этом образе заключена лишь мечта о таком человеке. Возможно. Но это мечта не о том, что несбыточно, а о том, что есть в жизни, но чего пока мало.
Этот фильм был моим режиссерским дебютом, я же исполнял и роль Ковалева.
Конечно, не всякая актерская и режиссерская тревога и боль передаются зрителям с той же остротой. Но письма от зрителей меня просто изумили. Например: «Зачем вы остановились на этом почти сказочном материале? Что вас привлекло в этой умилительной фигуре добренького милиционера? Вы же всегда играли людей сильных и волевых, и вдруг — образ добродушного и даже мягкотелого человека, который по доброте своей и гибнет». И таких «зачем» и «почему» разного рода было много.
...Как же объяснить, разве что еще и еще прямым текстом, что всякая моя роль — это мой рассказ о том, что меня как гражданина волнует именно сегодня.
Ульянов М. Приворотное зелье. М.: Алгоритм, 1999.