Председательствует Л. А. ВАКС
Вс. Вишневский. Мы шли стремительным напором в этой работе. Мы работали так три года. Сейчас работа сделана, и для того, чтобы не терять инерции, мы стараемся перейти на другую работу.
Говорить о фильме такое короткое время — пять минут — трудно.
Вот здесь было сказано — был ли такой матрос, который ходил в Кронштадт на шлюпке. Как раз был такой случай. После боев Октября на шлюпке и прорвался к Раскольникову и Ларисе Рейснер, и на шлюпке увез два орудия. Когда были такие факты, то мы пользовались материалами, которые записаны в жизненных фактах героев Кр. Флота.
(аплодисменты)
Надо сказать, что были первый, второй, третий, четвертый, пятый и шестой экспедиционные отряды, было 11000 человек, и на кораблях осталась только треть вахты.
Когда мы прочитали эту вещь и получили санкции Балтфлота и Черноморского флота, то только позволили себе начать работу...
Но это, как фактическая справка!
Я относительно других вещей буду говорить. Я хочу говорить об огромной радости, которая у меня есть в жизни. Дело вот в чем! Когда работаешь в искусстве, то чувствуешь, что есть необходимость сделать что-то большое. Это как выросший сын пишет портрет своего отца.
Так мы с Дзиганом, люди, воспитанные Кр. Флотом и Кр. Армией, прошедшие через войну, делали портрет своих отцов, партии, армии, флота...
Как я встретился с Дзиганом? У нас есть скверненькие привычки. Есть ряд мастеров... Вот Вишневского знают, а это кто? Не знаем. Так знайте — пришел мастер первого класса, мастер всесоюзного значения... (Аплодисменты) Посмотрите метод его работы...
Пришел ко мне неизвестный парень.
— Вишневский?
— Да, Вишневский.
— Здравствуйте! Можно поговорить?
— Давайте!
— Хочу с Вами работать!
Просто без всяких штучек говорит, что хочет работать. Здорово! Мне это понравилось, говорю —
— Давайте!
Покупаю билеты, едем... Спрашиваю:
— Флот знаешь?
— В армии был, в ЧК работал, а во флоте не был.
Давай научать! Пять раз на подводную лодку его бухнул, давай скорое погружение. Смотрю — морда бледнеет? — Нет, ничего!
Потом в болото посадил, где отряд дрался.
Смотрю — идет парень, всюду лезет, хлюпает по болоту, все записывает... Мне понравилось. В море вышли, смотрю, как в штормовую погоду держится. Пошли к германским берегам, польским. Я на три года ему семинар устроил. И могу сказать, что сейчас это политработник для Кр. Флота вполне готовый, не только в узком утилитарном смысле. Это сейчас режиссер не только военный, но выходящий за рамки... Человек работал замечательно. Он анализировал литературу, которая была, сидел над Цусимой, над «Капитальным ремонтом», не было ничего из моей библиотеки, что он не взял бы... Вот как было... Такую работу я люблю... Контакт в работе был прекрасный... Работа была трудная...
Я написал сценарий... Мне возражали товарищи, привыкшие к другим, мелким планам, камерным планам, драматурги, которые поперек горла стоят... Сценарий был запрещен... Мне пришлось идти в атаку, чтобы пробить стену... Дзиган помогал. Мы прорвались и пошли дальше. Мы шли, поставив себе цель показать, как нужно работать и что можно сделать, показать, какой может быть драматургия, показать, что героическое высокое романтическое искусство существует и будет существовать и что можно взять людей и повести за собой и люди будут верить... Потом будем анализировать. А сделано это так потому, что это здесь сидит, на сердце, потому что это органика...
Здесь большая для нас радость... Говорили что это очищенный Вишневский... Я каждую секунду видоизменяюсь... Неужели вы думаете, что я стою? Я непрерывно работаю... Сейчас от этой вещи по замыслу я ушел вперед. Я не могу сейчас рассказывать, но если бы вы стали читать черновики вещи, то увидели бы. Мне пришлось работать одному, окруженному справа и слева ортодоксами, лжедраматургами...
Буквально один остался... Но нет привычки сдаваться... Это, товарищи, доказательство того, что есть хорошая закалка. Мы должны показать, что можем сделать. Мы здесь показали немного, всего 2-3 дня из нашей жизни.
Мне хочется к 20-летию дать обязательно три новых вещи...
(Аплодисменты.)
Мне хочется сказать следующее, что в этой работе коллектив, который сейчас здесь сидит — это замечательные люди, потрясающие изумительные люди. Они отказывали себе в самом необходимом. ХМАРЕ было дано задание сделать Балтику на Черном море, он должен был убрать все зеленые листики, всю черноморскую красоту... И здесь нет ни одного кусочка Черного моря... Хмара сосновый лес посадил, он на своей спине носил сосны... Строил и позиции...
Мы снимали боевые эпизоды, я читал, рассказывал, тут же политработники проводили занятия, как должен поступать красноармеец... Ночью вместо того, чтобы отдыхать, брали легковую машину, гнали в Ялту, а утром показывали <нрзбр> Это была работа! Весь коллектив работал душевно, хорошо, напряженно!
Моряки со связанными руками с тяжелым камнем прыгали с обрыва... Мы показывали американцам, и те спрашивали, сколько тысяч долларов это стоило. А мы сказали, что это добровольцы с линейного корабля... (Аплодисменты.)
Приходили люди, которые участвовали в боях... Руки тряслись, а у нас тряслись руки и сердце. Пришли партизаны — крики:
— Давай, что тебе надо!
А вот будут боевые съемки, нужно будет идти сквозь рвущиеся фугасы. Возможен риск...
— Молчи об риске!
А ведь трудно было, товарищи, так сделать. Это все так просто не делается... Здесь была огромная горячая любовь, это абсолютная органика, новый тип искусства. Это не искусство для искусства, а это искусство для жизни, для класса. Когда читаешь теоретические работы Маркса и Энгельса, то я пытался свой вузовский курс углубить и понять, что не из книжек, а это из жизни.
Вот эта новая форма взаимоотношений художника, святая святых его...
Вы видели БУШУЕВА... Это действительно матрос...
Сейчас идет большой спор о натурализме и формализме. Я теоретически дрался и во все время моей практической работы...
Я отсюда еду на другой просмотр, где МАЛЬРО и другие смотрят картину...
То, что было накоплено в душе, что было в жизни и для партии, для класса, отдал. И нам нужно будет сделать максимальную вещь, которую время нам поручило сделать. Нужно отдать всё, и даю слово, что насколько хватит моих сил, упорства, через все преграды — это сделаю...
(Продолжительные аплодисменты).
4 марта 1936 г.
РГАЛИ. Ф. 1038. Оп. 1. Ед. хр. 995.