Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Синема
Статья из журнала «Театр и жизнь». Париж, 1929 г.

Отчего же не признаться в том, что я не люблю кинематографического искусства? Однако, все причины моей нелюбви — такого беззлобного характера, что, конечно, ни один умный человек, — все равно, будь он артистом, или поклонником синема, — никак не может на меня обидеться.

Во-первых: все неудобства и тяготы, сопряженные с пребыванием в густой толпе; сидение на одном и том же месте в течение четырех часов, без возможности встать или переменить место.

Во-вторых, абсолютная тьма в зрительном зале и режущий электрический свет на экране, боль в глазах и усталость во всем теле.

В третьих: та причина, что ни одна из моих попыток сделать сценарий для Великого Немого не увенчалась успехом. Но тут никто не виноват, кроме меня самого. Тот же провал постиг меня и с пьесами драматическими. Видите ли: я хочу видеть пьесу или сценарий в том виде, как они представляются моему личному воображению, а между тем надо видеть их именно так, как они представляются публике, глядящей на экран или на сцену. Ну, что же? Мне очень хочется попасть в милый, уютный, приятный дом и, скажем, меня туда не раз приглашали. Но одно суровое условие: непременно — фрак, а фрака у меня нет. Так я и не могу попасть на вечер. Конечно, жаль. Но прекрасный дом от всего этого вовсе не стал хуже. Не правда ли? И инстинктивно, проходя мимо этого дома, я все-таки перехожу на другую сторону.

В четвертых (и это мнение со мною разделяют многие), синематограф как бы затенил, затоптал драматическую сцену. Но, если разобраться поглубже, то мы увидим, что веселая комедия, фарс, скетч, остро и тонко запутанная интрига или парадоксальная мысль идут да идут себе, иногда и до тысячного спектакля. Но к Шекспиру долго еще не вернутся драматические театры. Попытки же воскресить Эсхила и Еврипида и до кинематографа были бесплодны и скучны.

В пятых: ужасно то, что только лишь появилась на экранах интересная фильма, то, куда бы ты ни пришел, тебе непременно расскажут вслух, со всеми подробностями, тему этой фильмы, и она для тебя уже потеряла прелесть новизны. Люди ведь не умеют молчать, по крайней мере дольше, чем в течение трех минут. Но быль легко рассказать, а сон почти невозможно. Так и вещь, напечатанную, или слышанную с голоса, гораздо легче передать, чем тайну кинематографа, где потрясение или очарование подчас недоступны разбору. Вот умирает Кин (синема), умирает очень длинно, реально, с внешней стороны безукоризненно; у ног его на табуретке сидит суфлер Соломон (играет его Катин) и читает отходящему гению случайные выдержки из Шекспира (слова на экране). Колин — спиною к публике, ей видны только его плечи, но по почти неуловимому сотрясению этих плеч видно, что маленький Соломон переживает отчаянное и святое горе: тут и великие слова, и близкая смерть обожаемого гения, и великая сдержанность: нельзя же тревожить умирающего своими слезами, и слезы льются внутрь. Согласитесь, что такой длинной паузы драматический театр не вынесет, а каждое слово было бы здесь ложью. Ведь, я и сотой доли мощности этих 4-5 минут не сумел бы передать, а дамы, не останавливаясь на запятых, рассказывают вам о том, как эффектно умирал Кин - Мозжухин.

Да, правда: прелесть и власть человеческого голоса! Но я думаю, что эта роскошь, кажется, не для Кинематографа с модными ныне звуковыми выдумками. Ведь, за Шаляпиным, который на днях будет говорить из экрана, неизбежно последует стереоскопичность, т. е. действующие лица выйдут из двух в третье измерение. Они отдернутся от плоскости, и тогда, при наличии этих двух новых условий: перспективы и голоса, Кинематограф может сделаться драматическим театром для бедных и малограмотных. Ибо сила Синема именно в молчании. Здесь он интимнее, чем театр. Ведь, недаром мы замечали, как в театрах, даже самых отличных, публика чихает, сморкается, кашляет и шикает друг на друга. А в синема этого нет. Там публика молчит, и этот эффект молчания и, значит, пристального внимания, есть корень власти синема над душами. Это надо помнить.

Рассказав, и, мне кажется, дружелюбно, о том, почему я не люблю Синема, я в следующем номере расскажу, за что я люблю его и за что ему благодарен.

Куприн А. Синема // Театр и жизнь. Париж. 1929. № 7.
Цит. по: Киноведческие записки. 1997. № 34.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera