Лето, затишье в объединении [творческое объединение «Товарищ», Мосфильм]: съемочные группы в разъездах на съемках, авторы трудятся в домах творчества, чтобы к осени сдать свои работы. Холодно. Дождь. Около четырех часов дня, а машина за Райзманом должна прийти в пять, и он томится в одиночестве в своем кабинете, потом выходит в коридор и открывает дверь в нашу комнату. ‹…› Я читаю журнал «Звезда Востока» и с трудом отрываю глаза от страницы. Юлий Яковлевич замечает это.

— Что вы читаете с таким увлечением, сударыня? — спрашивает он.
— Да я просто перечитываю, — отвечаю я.
— Позвольте полюбопытствовать, что. ‹…›
— Это Бабель, «Мой первый гонорар».

— Бабель? — глаза за очками становятся желтыми, пронзительными. Он пробегает глазами страницу и отодвигает журнал. Потом, как будто отдышавшись, говорит с каким-то странным вызовом:
— А вы знаете, я читал этот рассказ очень давно.
— Юлий Яковлевич, вы ошибаетесь, он опубликован впервые.

Райзман смотрит в окно на стекающий по стеклу дождь.
— Нет, я не ошибаюсь. Был такой же ливень, только осенью. Часов девять вечера. К нам в квартиру раздался звонок, мы жили на Полянке, в кинематографическом доме, где я и сейчас живу... На пороге стоял Бабель, вода стекала с него. Мы были хорошо знакомы. Бабель писал диалоги к моему фильму «Летчики». Он быстро прошел в комнату, сел на тахту по-турецки. Потом достал несколько листочков и протянул мне.

— Я написал рассказ. Возьмите его и спрячьте, сохраните. Когда-нибудь это напечатают. Бабель был грустный и молчаливый. Посидел немного и ушел. Больше я его не видел. Через две недели его арестовали. Это был рассказ «Мой первый гонорар»... Рассказ действительно великолепный. Мы с Сюзанной [жена Юлия Райзмана — прим. ред.] его прочитали. Но время было такое... Мы его уничтожили. Значит, нашелся кто-то смелее нас. Я думаю, к счастью, Бабель оставил текст нескольким доверенным людям.

Корсунская Э. Вас подлинно ли нет? // Искусство кино. 2000. № 2.