Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Vita contemplativa
О выборе формы жизни

Пили мы, помнится, кофе в кофейне на Пушке, и Бодрова вдруг потянуло на умные обобщения. В философии Возрождения, объяснял он, есть понятия vita activa и vita contemplativa — «жизнь-действие» и «жизнь-наблюдение». Ему, говорил Бодров, ближе эта самая contemplativa. Невмешательство. Созерцание.

Было это вскоре после «Кавказского пленника», «Ники», фурора в Канне — давненько уже, в общем. Мы тогда долго рассуждали, надо ли лезть куда ни попадя и шишками зарабатывать опыт, или же правильнее развить в себе этакую невероятную наблюдательность, позволяющую в нужные моменты совершать простые и кинжально-точные поступки... И пахучий эспрессо, который тогда только-только научились варить в столице нашей родины, чашка за чашкой исчезал в наших глотках, благо стоил всего несколько тысяч неденоминированных...

Как тогда все было просто! Бодрову едва стукнуло двадцать пять, мне, стало быть, только что перевалило за тридцать, и мы всё в этой жизни понимали — пусть и по-разному. Я еще, помнится, удивлялся: надо же, дескать, как странно, выстроил себе юный кандидат исторических наук теорию, почерпнутую из эстетических трактатов Кватроченто, — и живет себе по ней! На мой-то взгляд, не путь себе выбрал, а так, ниточку натянул над пропастью. И лишь законченный безумец может на нее ступить без дрожи в конечностях. А этот — смотрите-ка! — идет, как по Арбату, нога за ногу, покуривает, на девушек заглядывается... ‹…›

Вам придется поверить мне на слово: он действительно выходил навстречу визжащим стадионам лишь потому, что участие в промоушене фильма было прописано в его актерском контракте. Он действительно не считал себя маститым лицедеем, а уж каким-то там символом — и подавно.

Однако участие в грандиозной интеллектуальной провокации конца прошлого века дало ему обширнейший материал для наблюдений, — а вот в этом богатстве он себе отказать никак не мог. И еще вот во что придется поверить: тогда, в кофейне на Пушке на закате прошлого столетия, Бодров сказал, что непременно будет снимать кино. Вот сейчас понаблюдает, мол, еще немного, как все устроено, — и обязательно начнет снимать сам. ‹…›

Ему, конечно, было непросто: «Брат» гремел на всю страну, и образ простого, как правда, киллера Данилы Багрова не очень вязался с благородной миссией ведущего «Взгляда», самой гуманной программы тогдашнего телеэфира. В студии все было терпимо, а вот в командировке, на выезде, — совсем беда. Бодров старался как можно меньше появляться на улице, поскольку чувствовал: его попросту не за того принимают. К тому же — надо брать на себя ответственность за мир. Ну хотя бы за крохотный его кусочек. Хотя бы за собеседника, который смотрит на тебя во все глаза и готов тебе, как брату, доверить самое сокровенное.

Снова и снова вспоминаю один эпизод — небольшой, рабочий, таких много было, а вот один почему-то запал в душу намертво. «Взгляд» снимает новогодний выпуск в переулочке у Невского — в гостях у питерских беспризорных. Мы тогда решили им устроить праздник. Вход через окно, и Бодров с елкой наперевес лезет в проем. Пар изо рта. Прожженные, грязные одеяла на полу, и на них люди, маленькие, но гордые человечки, изнасилованные пьяным отчимом, битые до полусмерти блатными, ментами по приемникам-распределителям топтанные. Они курят в кулачок и усмехаются кривовато. И с ними надо разговаривать — о любви. О ненависти, конечно, тоже. О том, как отличить хорошего человека от плохого. О прошлом, которого лучше бы не было, и о будущем, которое лучше не обсуждать. О жизни, словом.

И Бодров говорит. И как надо, и сколько надо. А потом телесофиты гаснут, операторы и звуковики сворачивают свои проволочки, и весь этот цирк уезжает. А люди остаются в своей заброшенной квартире в переулке у Невского, на грязных одеялах. Через год кто-то из них сядет на героин, а кто-то — в тюрьму, кого-то просто убьют в пьяной поножовщине, а ты, Бодров, даже если захочешь, никак не сможешь этому всему помешать. И никто ведь не упрекнет, просто у тебя другая работа, профиль другой, и дело свое ты делаешь вроде бы честно. ‹…›

Мне кажется, эта святочная почти история действительно сильно стукнула его по мозгам. И правда: зачем лезть в чужой мир, если ты его не можешь изменить? Ведь есть же свой — прекрасный, отстроенный, продуманный, выверенный. Который точно так же населен людьми, но — другими, специально подобранными.

В нем не всегда тепло и уютно, но и не скучно. И главное — за него ты готов нести ответственность в самой что ни на есть полной мере. Он продолжал растить в себе этот мир, и с каждым эфиром становилось все заметнее: ему с нами уже неинтересно. ‹…›

Бодров ушел из «Взгляда» тихо и вдруг, вежливо и поспешно попрощавшись. Формальный повод был — съемки «Брата-2». Однако, думаю, причина развода могла быть какой угодно. Человек менял кожу. Бежал от своих одинаковых киноролей, отмывался от телегрима. Становился собой, не рассчитывая на то, что будет кому-то интересен. Вполне достаточно, что он был интересен сам себе.

Мы разговаривали незадолго до премьеры «Сестер». Бодров, как и положено уважающему себя режиссеру, сообщил, что ему совершенно наплевать, как отнесутся к его произведению критика, публика и вообще кто угодно. Знаете, я поверил безоговорочно: его действительно это совершенно не волновало. Сделал — значит, не зря я за вами наблюдал без малого тридцать лет. Значит, могу. Поехали дальше.

Тогда же — не без удивления — я узнал, что между съемками Бодров писал сценарии. Быстро и качественно. И собирался их воплотить — все. Не сомневался, что у него получится: а что, собственно, может помешать? И я, честно говоря, не сомневался, просто не было повода усомниться. Скорее был повод слегка позавидовать — не успеху, не таланту, а вот этой спокойной уверенности в себе. ‹…›

Когда-то я попросил Бодрова назвать несколько событий, оказавших на него самое радикальное воздействие в жизни. Он крепко задумался и заявил, что лучше изложит это письменно. Через день я получил полторы странички: «Восемь событий, которые оказали на меня влияние, или Как я вырос хорошим человеком».

Косульников А. Важные вещи // Еllе. 2002. № 73.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera