Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
1931 год. Маргаритой был написан сценарий «Рваных башмаков», толчком к нему послужила маленькая заметка в газете о забастовке рабочих в Германии. Сценарий этот из хроникального перерос в художественный. Фильм повествует о жизни детей и рабочих, их участии в демонстрации, борьбе со штрейкбрехерами и полицией, о гибели трехлетнего Буби, о его брате Воробушке и подружке Эмме.
Когда мой сынишка был маленьким, мы называли его Буби и Воробьишком и у него была подруга Эмма. Это и многое другое из нашей жизни вошло в картину.
1933 год. А жили мы так. Рано утром я ходила за хлебом, получала его по карточкам, черный здесь же продавала и на эти деньги покупала две бутылки кефира и две пачки папирос, оставались мелочи на транспорт. Маргарита очень много работала и систематически не досыпала. Она просила меня: «Если ты человек — буди меня утром пока я не встану. Я будила ее — звала, трясла за плечи, гладила по волосам, но Мара не просыпалась; я вытирала ей лицо влажным полотенцем — она крепко спала. Но стоило сказать
«Рваные башмаки» — первый детский звуковой фильм. Перед сестрой встала задача, КАК снимать маленького ребенка в звуковом кино. Маргарита считала, что снимать она должна не талантливых детей, а обычных. Взять любое количество детей — детский коллектив и попробовать работу с ребенком в кино «в массовом масштабе и по линии наибольшего сопротивления» — говорила сестра.
М. Барская поставила целью не только снять звуковой фильм со многими детьми, но и овладеть методом и техникой работы с ребенком как актером.
Опишу съемку одного эпизода, свидетелем которого я была.
По заданию требуется, чтобы трехлетний актер изобразил мальчика Буби, возвращающегося домой и задерживающегося перед витриной магазина, увлеченного невиданным сокровищем — игрушками и играющего с ними на расстоянии, через стекло. Сниматься будет пока только поведение Буби (игрушки тут же снимаются отдельно).
На улице, где происходит съемка, ставится на два стула стекло (один на полтора метра) под таким углом к свету, чтобы получилось слабое отражение уличного движения. И тут же на улице, пока ставится аппарат, Маргарита затевает с трехлетним актером игру. Она состоит в том, что с одной стороны стекла сестра прикладывает нос к нему, а с другой ребенок. Мара передвигает лицо то вправо, то влево. Ребенок своим носом должен «поймать» ее нос. Ловля носа очень нравится, он смеется, глаза блестят. Потом она меняет игру: вместо носа ребенок ловит ее палец. Это тоже нравится. Тогда игра еще усложняется: Маргарита на расстоянии от стекла проделывает то же, а ребенок должен на стекле ловить ее движения. Получается. Когда сестра хочет получить его взгляд вниз, то садится на корточки и почти ложится на тротуар, когда — вверх — сразу поднимается во весь рост. Она стоит сбоку от аппарата. Таким образом можно снимать. Когда Маргарита хочет получить перемену эмоций, то пускается на хитрость. Она несколько раз передвигается в разные стороны с таким расчетом, чтобы ребенок не мог «поймать» ее нос и, наконец, дает ему эту возможность. Он рад, он смеется и хлопает в ладоши. Он выполняет эти засекреченные требования на ходу так же естественно, как они ему подбрасываются, не теряя настроения. «Занимательность съемки — говорит М. Барская — существует для маленьких детей не в самой съемке (так как я заставляю их забывать об аппарате, сколько возможно), а как представление о времени, в которое «усисельница» (так прозвал меня один из актеров) выдумывает всегда самые разнообразные игры. ‹…›
Марочка очень мягко и просто относилась к трудностям быта, собственно, как и все мы, все в нем упрощала, а не усложняла, и эти трудности никогда не портили ей настроение.
В то время Маргарита монтировала «Рваные башмаки», и какой- то период мы жили с ней вдвоем. Работала сестра по 15–18 часов в сутки, а бывало оставалась на фабрике, где спала на монтажном столе 2–3 часа и снова продолжала работать. ‹…›
Мара ходила в очень рваных коричневых туфлях;
Когда сестра по ордеру купила новые туфли, один из старых был тщательно помыт и на ленточке привязан к висячей лампе.
Довольно долго он занимал это почетное место.
Барская Е. Воспоминания о Маргарите Барской (Написаны ее младшей сестрой) // НИПЦ «Мемориал». Архив. Фонд № 2. Оп. № 2. Дело № 6.