1914 год. В репетиционном зале Императорского Мариинского театра шли классы. Молодые балерины у станка занимались теми же упражнениями, что и сейчас. Так же властно и сердито покрикивала педагог.
— Выше ногу! Ещё! Ещё! Не ленитесь.
В углу на стульях сидели двое мужчин — один в сюртуке, другой — в балетных лосинах и рубашке. Тот, что в сюртуке, наклонясь, говорил
— Перерыв, — сказала преподавательница.
Девушки расслабленно стали ходить по классу, две из них уселись прямо на пол возле станка. Мужчины поднялись и пошли к выходу. Причём один из них (в сюртуке) на ходу поклонился сидящим девушкам. Несколько иронично улыбаясь при этом и вставляя папиросу в мундштук.
— Ты его знаешь? — шепнула девушка, очень похожая на Риту, подруге.
— То есть как? Я с ним не знакома, но, конечно, знаю, кто он.
— И кто? Он уже четвёртый раз приходит. А до этого в училище. И всё время
— Ты что, правда не знаешь, кто это? Это же сам Волынский! Аким Волынский, критик балетный. Тот, что в «Биржевых ведомостях» пишет.
— Тот самый? Который с Гиппиус дружил?
— Он.
— А почему он на меня так всё время смотрит? И кланяется. Мы же не представлены.
— Почему? Угадай, — подруга рассмеялась.
— Бог с тобой, — рассердилась вторая.
— Оля! Ну какая же ты глупая! Это ж хорошо. Он в тебя влюбится, потом начнёт писать про все премьеры, это ж отлично! И потом он интересный.
— Старый очень.
— Дурочка! Этот важнее! Он же вли-
— Барышни! Начинаем.
Урок шёл своим чередом. Мужчина в сюртуке всё так же сидел в углу, сцепив руки на коленях. У него была очень красивая, непомерно большая голова на маленьком изящном туловище.
— Все свободны, — сказала репетитор.
Мужчина подошёл к ней и
— Осинцева, останьтесь, пожалуйста.
Ольга красная подошла к педагогу.
— Я хочу представить Вас моему старинному другу господину Волынскому, — Волынский поклонился, — господин Волынский нашёл Вас талантливой, и я рада, что его мнение совпадает с моим. Это большая честь для Вас, Ольга, и я надеюсь, Вы будете достойны.
— Благодарю, — опустив глаза, тихо сказала Ольга.
— Я видел Вас на выпускном спектакле. Вы были захватывающе оригинальны, — улыбаясь, сказал Волынский.
— Но, — сделал он вдруг строгое лицо, — Вам нужно много работать, размышлять, — он снова улыбнулся. — Вы позволите проводить Вас?
— Благодарю, — ещё тише прошептала Ольга.
— Я буду ждать Вас у шестого подъезда, — Волынский поклонился и, поцеловав руку преподавательнице, вышел.
В классе за ширмой Ольгина подруга бросилась к ней.
— Ну что?
— Ничего, — пожала плечами та, — попросил позволения проводить. Сказал, что я оригинальна. И что нужно много работать. Как будто я сама не знаю.
— Чего не знаешь — что оригинальна или что работать надо? — лукаво спросила подруга.
— Фу, Лидочка, гадкая какая!
И обе рассмеялись. Вдруг Лида посерьёзнела:
— Ну, иди, Господь с тобой, — она перекрестила Ольгу и снова захохотала.
Волынский ждал Ольгу на улице. Он галантно предложил ей руку, и они медленно пошли. Видно было, что Ольга и робеет, и гордится собой, когда он чуть наклоняет к ней лицо и тихо говорит:
— Вы необычайно одарены, Ольга Александровна. Вам нужно беречь и развивать свой дар. Это большое счастье для Вас — жить в Петербурге. Его воздух должен питать Ваш талант. В Вас есть нечто сумрачное, как и в этом городе,
— Глупы, — тихо подсказала Ольга.
— Верно! — оживился Волынский, — я было думал, что Вам скучна моя болтовня, однако Вы слушаете и даже внимательно!
— Я и читаю Вас внимательно, месье Волынский.
Он расхохотался.
—
— Я бы так про себя не сказала, — улыбнулась, несколько осмелев, Ольга, — жизни радоваться грех.
— О! Да Вы и к мистике склонны!
— А Вы разве нет? — совсем уже смело, но всё же не поднимая глаз, спросила она.
— Я бы предпочёл не обсуждать эту тему… пока, — уточнил он, улыбаясь. — Мне кажется, быть может, я ошибаюсь, что Вы нуждаетесь в некотором руководстве. Я не имею в виду прямо балет, Преображенская изумительный педагог, я имею в виду духовное руководство… Вам необходим как бы духовный спутник, возможно, даже наставник?
— Наверное, — вновь оробела Ольга, —
— Что же, — улыбнулся Волынский, — надеюсь, со временем Вы позволите мне им стать.
— Благодарю, — румяная от смущения, Ольга, наконец, подняла на него во всю дорогу опущенные глаза и робко сказала:
— Мы уже пришли, вот мой дом. Благодарю.
— Не благодарите меня так часто, а то я могу возгордиться, — рассмеялся Волынский и серьёзно добавил: — это я Вам благодарен за доставленное удовольствие знакомства с Вами. И рад некоторому доверию, кажется, столь быстро между нами возникшему. Надеюсь вскоре вновь увидеть Вас, — и склонился к её руке, отогнул край перчатки для поцелуя и прошептал: — Вы обворожительны.
Ольга подумала немного, потом литературно вырвала руку и бросилась вверх по лестнице. Войдя в квартиру, она тут же в пальто вбежала в гостиную и крепко обняла немолодую женщину, сидевшую за пасьянсом:
— Мама! Ура!
— Оленька, милая, что случилось?
— Мама, мамочка, я так счастлива! Кончилась жизнь!
— Как, что, как кончилась, — мать, смеясь, отбивалась от объятий.
— Кончилась жизнь, началась судьба!
Смирнова А. Связь: [киносценарии]. СПб.: Сеанс; Амфора, 2006.