Не на шутку раздразнив общественность, своему режиссерскому дебюту Рената Литвинова дала совершенно невозможное название, простодушно-самодовольное и ироничное одновременно: «Богиня: Как я полюбила». Стало ясно: Литвинова, «звезда нашего периода», окончательно вышла за пределы. ‹…› Она высказалась сразу и о важном — бесстрашно, безоглядно, с дурацкой, яростной, никому, казалось бы, не нужной, а значит, с единственно художественно оправданной искренностью. Она задала свой главный вопрос и получила ответ. Вопрос был о смысле жизни, ответом была любовь. Ни больше ни меньше. ‹…› В «Богине» изощренно и органично смешались несколько разнородных пластов: детективный, лирический, бытовой, сюрреалистический, мистический. Фильм в целом — не просто факт авторского кино, но убедительный визионерский опыт. «Богиня» — сон, который прямо во сне пытается постигнуть спящий. ‹…› Следователь с романтическим именем Фаина (питается коньяком и произнесением слова «суп») ведет темное дело об исчезновении маленькой девочки. По ночам, купаясь в голубом лунном свете, тихонько отмахивается от визитов покойной мамы (Светлана Светличная), которая ласково зовет дочь с собой, в смерть. Повинуясь интуиции, лунная дева-следователь находит искомую девочку в нехорошей квартире семейства врачей-убийц. Свет фонарика внезапно вздрогнет на красной занавеске, на побелевших детских пальчиках, вцепившихся в край ванны, в которой плавает нечто вроде трупика младенца с длинной пуповиной. Приснится же такое… Обязательно приснится: следователь Фаина — персонаж родом из внутреннего пространства, из «темноты за закрытыми глазами» — попутно с делом о похищении ребенка расследует, как сквозь бедную голову современной женщины, подобно магнитным волнам, проходят мучительные и агрессивные образы внешнего мира. ‹…› Девочка — невинность — тайна — насилие — криминал — красная занавеска и близость ада (он же рай, если с обратного входа) дают устойчивую ассоциацию с Линчем и «Твин Пикс». Только следствие тут ведет не архангел-кофеман из ФБР, а подернутая ледком блондинка, так и не поевшая столовского супу. ‹…› Любовь и Смерть (самые главные девчоночьи слова) — существуют тут не «двойными вершинами» на рекламном щите, а запросто, в монологе от первого лица («я, смерть…»).
Авторская интонация (отстраненная, бестрепетная, в иные моменты напоминающая автоматическое письмо) не совпадает с обаятельным лепетом героини — Литвинова любит Фаину в себе много больше, чем себя (актрису) в Фаине. Энергия хаоса (темная, женская, далее по списку) переполняет «Богиню». Однако фильм, умышленно стилизованный под дамский каприз, сделан рукой профессионала, твердой и уверенной, ‹…› Протокол по делу о фильме «Богиня» стоило бы заполнить одним словом: «режиссура, режиссура, режиссура…» Плюс немного сверхточного грима (отчего знакомые актерские лица обрели какую-то сугубую значительность, неотразимое обаяние неизбывного страдания). ‹…›Такого Максима Суханова — тихого и трагического титана с незаживающими от любви ранами, профессора лирики и мистических практик, обладателя макабрического чувства юмора — не было давно. Такого Константина Хабенского — взъерошенного романтика за гранью нервного срыва, живого и трепетного — не было сто лет. Такого Виктора Сухорукова — мужественного, любящего, страдающего без всякой меры — не было вообще никогда. ‹…› И это помимо блистательных эпизодических работ многочисленных «других» — работников и завсегдатаев потусторонней столовки, модно прикинутых «живых трупов» из тусовки на крыше, говорливых мертвецов из инфернального лесочка… Странные эти люди пришлись как нельзя лучше причудливому миру Литвиновой. ‹…› В фильме нет практически ни единого эпизода, где не царил бы полновластно, в экстазе рационального безумия смешивая бытовое и мистическое, настоящий фантастический гротеск — самой высшей, гофмановско-мейерхольдовской пробы. Той самой, что стояла некогда на привидениях, пьющих желудочные капли. ‹…› От ворона, в идеальном (хичкоковском) порядке раскладывающего пасьянс из рыбы, — до чинных посиделок с покойниками. От профессора с комплексом Орфея — до немыслимой красоты, точности и жути эпизода, когда из смертного Зазеркалья в мир вваливается «двойник» Фаины. Ликующий «симулякр», лишенное души временное существо, пустая «странно-знакомая» оболочка, сумасшедшая нищенка с кокетливым пакетиком на голове. Нет нужды уточнять, что и эту роль играет режиссер Рената Литвинова. Дива гротеска.
Шитенбург Л. Weird sister // Сеанс. 2005. № 21–22.