<...> Вспыхивает маленький экранчик монтажного стола и наполняется движением странных деформированных фигур (широкоэкранное изображение проецируется в пропорциях обычного кадра), их хриплыми голосами, криком, яростью, и вот уже тело сраженного кинжалом в спину слуги оседает на пол, и на экране застывает лицо раненого Корнуэла, помертвевшее, с расширенными, остановившимися глазами, как будто вслушивающееся в какой-то таинственный голос.

— Видите,— поясняет Козинцев,— он слышит зов смерти. На фонограмме его пока еще нет, но Шостакович уже написал музыку. Это будет короткая — всего несколько тактов — тема: в ее звуках как будто слышится стук упавшей гробовой доски. Ее слышат гибнущие герои за секунду до смерти, когда уже стекленеют зрачки, подводится итог жизни и нужно спешить, торопиться исправить то, что еще в силах, раскаяться или же, как Эдмонд, пытаться остановить им же самим умышленные убийства.

Есть в фильме и зов жизни — тоже не слишком радостный звук хриплого рога бродяги. Он будет сопутствовать героям в их скитаниях по кругам рушащегося мира.

Вообще принципы музыкальной драматургии «Лира» полностью отличны от того, что мы делали в «Гамлете». Там у героев были свои темы: скорбная мысль Гамлета, хрупкость Офелии. В «Лире» же музыка не связана с характеристикой действующих лиц — это как бы голос автора. Ей не вменяется в задачу усиливать эмоциональное воздействие каких-то кусков или же что-то иллюстрировать. <...>

Липков А. «Силы зла» и «голос правды». Репортаж со съемок фильма «Король Лир» // Советский экран. 1970. № 21.