С Эрмлером я работал впервые, но знал его как режиссера по ряду поставленных им картин. По ним я видел, что это режиссер, умеющий и любящий работать с актером. Эрмлер как-то рассказывал мне, что, когда его знакомили с С. М. Эйзенштейном, Сергей Михайлович улыбнулся и, пожимая ему руку, сказал:

— Тот самый Эрмлер, который считает, что главное в кино — актер?

Впоследствии они подружились, но каждый раз при встрече Эйзенштейн повторял эти слова:

— Здравствуй, тот самый Эрмлер, который... и так далее.

Но произносил эту фразу уже без улыбки. Укором себе...

Сниматься в картине, которую ставит Эрмлер, очень приятно. Фридрих Маркович — режиссер в высшей степени требовательный, не удовлетворяющийся «правденкой», эмоционально чуткий, строжайше настаивающий на воплощении своего замысла. Это не значит, что он не принимал разумных предложений или советов актеров. Наоборот. Каждую удачную находку он сразу же поддерживал, развивал.

Каждый из нас, исполнителей главных ролей во «Встречном», чувствовал, что режиссер умеет «высекать искру» из каждого эпизода. Творческое удовлетворение тем, что дал максимум того, что мог, всегда радует актера, если даже это стоило больших трудов.

Со мной, с бывшим режиссером, Эрмлер не хитрил, не применял никаких «педагогических» приемов. Он прямо ставил задачу и требовал. Принимал или отвергал мои предложения тоже открыто и прямо.

Но как бережно он ходил за чудесной актрисой Марией Михайловной Блюменталь-Тамариной. Кажется, он был влюблен в ее талант. От нее он ничего не требовал, советовал, просил «попробовать», снимал один за другим дубли — и все без тени неудовлетворенности или неудовольствия...

— Хорошо! Очень хорошо, Мария Михайловна. Великолепно. Но... попробуем еще раз.

С молодыми — Б. Тениным, А. Абрикосовым и Т. Гурецкой — был строже. Даже бранился... Но ему все прощали, потому что видели: он знает, чего хочет, и если сделать так, как он хочет, будет лучше...

Он страдал, радовался, злился и мучился со всеми героями картины в течение всего съемочного периода. В душе своей Фридрих Маркович сыграл все роли, переболел внутренней болью каждого из действующих лиц фильма.

Впервые снимая звуковую картину, он сразу же сумел оценить силу и значение слова, правду интонаций и выразительность живого человеческого голоса. Он неизменно требовал чистоты и ясности записи каждого слова; верности интонаций, тембров голосов. С самого начала съемок «Встречного» было определено правильное отношение к звукотехнике:

— Техника хороша в искусстве, когда ее присутствие не ощущается. ‹…›

Гардин В. Воспоминания: в 2 т. Т. 2. М.: Госкиноиздат, 1952.