В образцовом колхозе не хватает кормов для огромного свиного стада. Колхозники в отчаянии: продавать прекрасное стадо жалко, а разобрать свиней по своим дворам нельзя — это уже получится кулачество. И разгораются вокруг свинарника шекспировские страсти. Дело в том, что старший животновод Герасим Платонович — бывший кулак и выкормил такое количество свиней намеренно, чтобы взорвать колхозную жизнь. «Добро, говорите? Захлебнутся они в этом добре! Свиней я им развел — хлеб, деньги, душу мужицкую в этих свиней вложили, а кормов не хватит. И перегрызут они
С той же интонацией сообщает она и о том, что беременна. Лежат они с мужем в постели, и мечтает Варвара вслух: как родится у них сын, как поедет он в Москву, как станет он на Красной площади. «И спросят у нас: „Чей это сын?“ — „Колхозный“, — скажем. „А кто его батька? Кто его матка?“ — „
И снится Варваре сон. Будто идет она по колхозу под руку со Сталиным, и несет Сталин ее сына. А на заднем плане — трактора…
Но сон прерывается, потому что муж, который любит ее и который в такую минуту уже не в силах скрывать правды, признается ей во всем: «Не могу таиться! Не хочу! Не хочу такого сына! Не могут Каин и Авель жить вместе. Обманывают нас колхозным дурманом!» И тут Варвара вскакивает и, забыв про мечты, про сына, про любовь к мужу, бежит разоблачать врага, сообщить «кому следует». И муж убивает ее, беременную, и вешает в сарае, инсценируя самоубийство. Висит Варвара в луче солнца, а в ногах ее колос: колхозная святая…
Поразительно то, что жалко в этой сцене не Варвару, а Герасима. Потому что она уже не человек, потому что колхозные свиньи ей дороже собственного сына и мужа — а это, как ни крути, противно природе человеческой. А Герасима жалко, оттого что любит он только Варвару и, убив ее, убивает последнюю надежду на собственное счастье. «О, сколько мертвых тел я отрывал от собственного тела!»
‹…› «На минуту можно полюбоваться стойким героическим комиссаром, можно порадоваться, что в колхозе увеличилось число свиней или коров. Жизнь стала столь зажиточна, что колхозники обжираются, как в былое время охотнорядские купцы на масленицу… Все это, допустим, „положительные явления“. Но чавкание ртов, набитых пельменями, не заглушит слез и проклятий».
Это написано не сегодня. И не в перестройку. Это — из рецензии Георгия Адамовича, напечатанной в парижской эмигрантской прессе в 1936 году.
Багров П. Житие партийного художника // Сеанс. 2008. № 35–36.