Зрители могут и порой должны знать режиссеров по их фильмам, реже — знают по имени, еще реже — в лицо. Прошлой ночью умер режиссер, которого в родном отечестве знала каждая собака, даже в глаза не видевшая «Кинопанораму». Эта «собака» звучит, может, и грубо для нежных ушей, но масштаб национальной потери обозначает верно.

Захватив страну «Карнавальной ночью», Эльдар Рязанов не выпускал ее из рук до конца ее дней и в «Небесах обетованных» оплакал ее, навсегда сгинувшую, улетевшую прочь вместе с его лучшими режиссерскими временами.

Эти времена, вместившие несколько десятилетий, не изобиловали шедеврами. По строгой кинематографической мерке шедевр у него всего один — «Берегись автомобиля». Но подступаться к его особенной во всех смыслах стати с общим аршином — дело заведомо бессмысленное.

Его главные фильмы сумели превзойти себя, стали для страны чем-то большим, чем обычно становятся фильмы, даже самые крутые. Они стали ее, страны, жизненной необходимостью, этими сказками она утоляла свои сердечные потребности — в нефальшивом утешении, в неглупом веселье, в незлом зеркале, которое однажды в его руках превратилось в злой отражатель перекошенной коллективной рожи нашего гаражного кооператива в государственных границах — похоже, бессмертного даже не иносказательно, а в самом грубом и пугающем физическом смысле. Смертен пригвоздивший его автор, а ему хоть бы хны.

Здесь я споткнулся об автора в единственном числе — и поделом. Давно пора произнести славное имя Эмиля Брагинского — и вот произношу. Брагинский и Рязанов не образовывали тандема, не заключали союза — они срослись в цельного, вдвойне одаренного сочинителя отличных историй для одного кинорежиссера и тьмы театров страны. Ничто не вечно, и спустя годы Брагинский-Рязанов все же распался на заведомо не равные ему части. Каждая из частей оказалась в существенном проигрыше, про зрителей что и говорить.

Распад случился, когда уже начала уходить из-под ног страна и ее жизнь, которая была для Брагинского-Рязанова слишком много чем: средой обитания, материалом, предметом чувств. Между «Карнавальной ночью» и «Иронией судьбы», между «Берегись автомобиля» и «Служебным романом» уместились годы и времена. У добротно-непритязательного пиджака товарища Огурцова и аналогичного серого в елочку на хирурге Лукашине был разный крой, культмассовая Леночка и секретарша Верочка модничали по-разному, Любовь из троллейбуса и Надежда с гитарой при бантике отстаивали очереди в разных магазинах. Но вся эта переменчивость имела место внутри неизменного в главном и потому устойчивого советского житья-бытья, вдруг ухнувшего в пропасть. Как потом выяснилось, ухнувшего на время, но найти себя заново в этом неясном, зыбком, не оформившемся времени у Рязанова и Брагинского не получилось. Ни вместе, ни поодиночке.

Страна ожесточена и вот-вот сорвется с катушек, если не уже. Был бы все последние годы у нее свой Рязанов, ровня прежнему Рязанову прежней страны — возможно, она бы сейчас чувствовала и вела себя чуть-чуть иначе. Без толку гадать. Великий утешитель и непревзойденный умелец смягчать сердца и нравы оставил страну своими заботами не вчера, но его уход — это не только большое горе, но и в наших обстоятельствах недобрый знак. Хотелось бы нам всем только счастливых предсказаний, но с предсказаниями даже у него не заладилось.

Фильмы — останутся, не о чем говорить. Тем более, жизнь дала советский крен, который он сам, осторожно предположу такое, был бы счастлив отменить, расплатившись хоть бы даже всем своим небывалым успехом. А может, и нет — не суть. Его фильмы не вылезают из телевизора, обеспечивая каналам неумирающие рейтинги, так что тут нет причин волноваться, что вот-де оперативно громыхнули по скорбному информационному поводу — и убрали на дальнюю полку. Не уберут. Ни мы никуда от Рязанова не денемся, ни он от нас. Не только в ежегодные предновогодние вечера на 3-ей улице Строителей, но и во все остальные тоже. Он и собственной персоной будет вечно мелькать у нас перед глазами. Брезгливо отмахиваться в самолете от портфеля с ценным веником, вальяжно прогуливаться в железнодорожной фуражке по перрону, недоливать коньяк в торт для влюбленного корнета.

Или враки это все, и вы где-то здесь, Эльдар Александрович? Притулились к какому-нибудь бегемоту, угрелись и спите, счастливый вы наш?

Савельев Д. Умер Эльдар Рязанов // Сеанс. 2015. 30 ноября.