Помимо глупых претензий в мерзости и порнографии, Германике после каждого ее выступления выкатывают одну умную. Умная претензия состоит в том, что, при бесспорном таланте к реконструкции жизненных процессов, сам автор эти процессы глубоко презирает. Причем презрение это — не социальное даже, а биологическое, как у доктора Манхэттена или героя романа «Посторонний». Обвинение звучит убедительно, и сама героиня с ее дурацким образом уберменши из ПТУ наверняка с радостью признает себя виновной (у нее любимая книжка, если что — «Калки» Гора Видала).

Но это, тем не менее, ерунда. Ерунда потому, что на все эти ром-колу после работы, лиловую помаду через щеку и прочие танцы сквозь слезы под Лепса и певицу Елку невозможно было бы смотреть больше пяти минут, если бы человек, снимающий про все это, сам это искренне не любил. А Германика это любит — если приставить к ней человека с камерой, можно было бы за неделю наснимать еще полсезона для ночного эфира на Первом. Она любит то, чего не любит больше никто — ни те, кто правда живет так, ни те, кто чуть поодаль заламывает руки и ахает: «Как страшно жить». Русское кино и русский телевизор потому невозможно смотреть, что делающие его люди бесконечно бегут от того, что вокруг: умники — во внутреннюю Европу, большинство — в оптимистическое вранье.

Феномен Германики — в том, что они с окружающим миром пусть и бранятся, а иногда даже плещут друг другу что-то в лицо, но в целом, как ни странно, вполне счастливы вместе. И как все по-настоящему счастливые пары — немного транслируют свое счастье на тех, кто на них смотрит.

Волобуев Р. Я люблю тебя, не надо здесь курить // GQ. 2012. 19 марта.