Насколько Владимир Сорокин целен и непроницаем как арт-субъект, настолько же мир Ивана Дыховичного разложим на составляющие, каждая из которых ему родная. В результате фильм собран из разных частей-деталей. Одна их половина относится к сфере, так сказать, культовой: фильм снимает Вадим Юсов (некогда оператор Андрея Тарковского), музыку пишет изысканный минималист Антон Батагов, играют Юрий Цурило (из германовского «Хрусталева») и Олег Ковалов — сам режиссер и персонаж с интеллектуальной аурой. Вторая половина — это уже не культ, а масскульт: не только играющие, но и поющие Сергей Мазаев и Сергей Шнуров плюс София Ротару и прочие монстры рока за кадром — не столько в музыкальном, сколько в судьбоносном смысле слова.

<...>

Китч не знает границ — ни в море, ни на суше. Действие переносится из цековских подмосковных угодий в Новосибирск и Черноморье; персонажи, нередко в исполнении одних и тех же лиц, двоятся, троятся; саму «копейку» разбивают, сплющивают, заливают асфальтом, но она, железная, ни в огне не горит, ни в воде не тонет и остается чем-то вроде переходящего Красного знамени. От разбитной дочки-пьянчужки члена политбюро «копейка» попадает к офицеру с Лубянки, потом к проститутке, художнику-авангардисту, физику-ядерщику, чиновнику ОВИРа, карточному шулеру, чтобы в конце концов связать свою судьбу примерно с такой же оторвой, с которой все началось: одна врезается в номенклатурную теплицу, другая велит сбросить чудо-машину в Москву-реку. Круг замкнулся: «новые русские», пересаженные в фирменные иномарки, такие же варвары и примитивы, как «копеечный» «совок».

Если бы дело ограничилось этим выводом, можно было бы говорить об остроумной сценарной придумке, не более того. Но в фильме есть несколько сцен, изобличающих более глубокий умысел. Упомянутый Олег Ковалов играет интеллигента-бессребреника из академгородка, который любит в постели свою жену, но еще больше любит Галича, а Высоцкому, хоть и менее любимому, готов уступить жену вместе с машиной. Можно было бы подивиться тому, что Иван Дыховичный не пощадил память своего покойного друга, показав его без всякого пиетета. Но Владимир Высоцкий не виноват, что стал «мостом между двумя культурами». Именно советская мифология возвысила художника, поэта над простыми смертными, сделала из него мессию, страдальца и диссидента.

Господин Дыховичный, актер театра Любимова, сам вышел из этих представлений о прекрасном. Но отношения искусства с действительностью оказались не такими, как хотелось думать. Фетиш-Высоцкий прекрасно уживался в среднестатистическом человеке с каким-нибудь низменным фетишем — в лице «копейки» ли, «Мерседеса», привозных джинсов или индийской мелодрамы. Лирик и комедиограф Дыховичный, смеясь, расстается со своим прошлым. Но смех получается сдавленным, а комедия перерождается в фарс.

Виноват ли здесь злой гений Владимир Сорокин, для того и пришедший в нашу жизнь, чтобы разобрать фетиши на элементарные частицы и собрать из них конструктивистский психотриллер? Иван Дыховичный не столь свирепо радикален, как его коллега, и в этом смысле не чужд сентиментальности. Он не станет использовать фекальную символику, ограничится легким матерком и намеком на то, что «копейка» давала возможность советским женщинам получать оргазм в стране, где секса нет, и стала, таким образом, талисманом перманентного счастья. Мало того, она является образом неистребимой российской души, которую никак не задушишь, не убьешь. Именно об этом и говорится в фильме: «Друзья обманут, а „копейка“ не подведет».

Плахов А. Подержанная машина времени // Коммерсантъ. 30.05.2002