Василию Пичулу и Марии Хмелик, режиссеру и сценаристу, Маленькая Вера приносит шумную и огорчительно скандальную славу, резко сместившую акценты в восприятии этого фильма. В лихорадочные раннеперестроечные времена картина воспринимается как символ социального протеста и молодого бунтарства. Между тем Хмелик сочиняла историю о тщете и скуке всякой жизни вообще, а Пичул (не без вызова, впрочем) говорил, что решал в картине чисто формальную, пластическую задачу — совмещал в кадре разномасштабные, с разной скоростью движущиеся объекты: море, поезд, дымящие заводские трубы.
На последующий взгляд Маленькая Вера будет поразительна именно точностью реалий и реплик, безысходной, душной, серой до черноты тоской провинциального южного города. Некая чуткость и тонкость душевная может в этом мире выражаться только в изощренности и интенсивности любовных актов. На беду, перестроечный зритель убежден, что ужасна не всякая жизнь вообще, а та, которой все мы до сих пор жили. Вследствие этого в главной героине — Вере — видят не бедную, обреченную и глупую мартышку, каковой она, в сущности, является, а чуть ли не высоко взметнувшееся знамя перемен. На фильм не попасть, в кинотеатры стоят очереди, всем интересно, как баба сидит на мужике. Входит в обиход выражение «ну а теперь давай как маленькая Вера». Считается, что героиню заела среда.
Между тем, Пичул снял нормальную экзистенциальную драму (слово «экзистенциальная» в эти времена еще не стало таким неприличным, ибо прилагается не ко всему подряд). Талант Пичула, Хмелик и Натальи Негоды, очень органично сыгравшей главную роль, в том и заключается, что необузданную сексуальность своей героини они понимают как нечто враждебное жизни вообще, а вовсе не как протест против советской ханжеской морали. Любовь маленькой Веры изначально убийственна и деструктивна, изначально обречена — потому что при разнице интеллектов, исключающей сколько-нибудь продолжительное и дружное сожительство, любовь, основанная на чисто физическом притяжении, обречена обернуться пыткой. Самая главная сцена в Империи страсти Нагисы Осимы не та, где герой слизывает с пальцев менструальную кровь героини или хрипит, удушаемый ею, — а та, где он, изможденный убийственной и бесплодной страстью, встречается на улице с ротой солдат. Иссохший, почерневший Эрос робко семенит навстречу бодро марширующему Танатосу. Так и в нашем варианте Империи страсти отношения героев лишены какого бы то ни было развития, даже самой иллюзорной перспективы — как, впрочем, и все тогдашнее громкое преобразование жизни, которое обернется такой же смертной скукой и скучной смертью.
В следующих своих фильмах Пичул будет решать другие пластические задачи — с совмещением в кадре Эроса и Танатоса ему уже все понятно.
Дмитрий БЫКОВ.: «Маленькой Вере» Василия Пичула выдано разрешительное удостоверение. Однако пока предполагается лишь клубный прокат. На широкий экран фильм выйдет осенью. Собрав 56 миллионов зрителей, он станет последним рекордсменом советского кинопроката//Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. Т. IV. СПб, Сеанс, 2002