Каждый, кто знал Вайнберга, отмечал его невероятную работоспособность. Как вспоминает О. Рахальская:
«Нередко даже во сне его пальцы нажимали на клавиши только ему видимого рояля. Находясь в компании друзей, он как будто бы присутствовал где-то в другом месте. Его взгляд был отстраненным. Творческий процесс никогда не прерывался».
Вайнберг размышлял о своей жизни и том страшном опыте, через который он проходил, не только в музыке. Он писал О. Рахальской:
«Как пылинка, я был втянут в чудовищное вращение кровавой машины времени, все нити, связывающие меня с семьей, юностью, пианизмом, должны были быть оборваны, я чудом должен был остаться в живых, и на закате моей жизни должна была появиться ты – Олечка моя. <…> И если я считаю себя отмеченным сохранением мне жизни, то это вызывает во мне такое чувство невозможности оплатить долг, что никакая двадцатичетырехчасовая, ежедневная, каторжная сочинительская работа не может меня даже на дюйм приблизить к границе этой оплаты».
ЕВГЕНИЯ КРИВИЦКАЯ, ЕКАТЕРИНА ЛОБАНКОВА.: «УЦЕЛЕВШИЙ ИЗ ВАРШАВЫ» // «Музыкальная Жизнь»