Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Моим оператором в гурзуфской поездке был обычно Гриша Гибер, наш ханжонковский питомец, изучивший прекрасно лабораторное дело и выросший на практике в первоклассного мастера съемки. Помимо технических знаний Гибер был человеком талантливым вообще, веселым и очень сердечным. Мне он очень нравился, работать с ним было весело, приятно, тем более что чувства наши были взаимны. Помимо всего, Гриша обладал чуткостью художника и был прекрасным пианистом, играя даже классиков по слуху, не зная ни одной ноты. Как-то в одной из картин мы снимали любовное объяснение Кованько и Полонского. Приближающийся момент поцелуя надлежало, по обычаю, закончить диафрагмой. По поскольку я имел обыкновение внимательно изучать места съемок, то еще накануне, осматривая вделанную в строение скамью, где намечалось это объяснение, я обратил внимание на белоснежную от цветов, похожую на пышный букет ветку жасмина на росшем рядом со скамьей кусте. Через несколько минут, взяв у хозяйки дачи нитку шпагата, я устроил замену диафрагме. Гриша об этом не знал, не знали также и исполнители.
И произошло так, как было задумано. Гриша снимает, красивые лица влюбленных сближаются. Вот он - поцелуй. И вдруг ветка жасмина, пышная и ароматная, колыхнулась и, медленно склоняясь, закрыла
наглухо этот древний, как сама жизнь, акт сближения. Получилось замечательно.
- Стоп! - скомандовал я и посмотрел на Гришу.
Лицо у него было растерянное, и глаза подозрительно блестели.
– Как это так? Иван Николаевич, ах как это х о р о ш о?
- Учись, Гриша, пока старики живы,- ответил я ему старой шуткой и не удержался от дружеского поцелуя за художественную чуткость.
Перестиани И. 75 лет жизни в искусстве. М., 1962. С. 278.