Самыми первыми в истории русской кинематографии стали кадры коронации последнего российского императора.

Камилл Серф, присланный братьями Люмьер из Парижа на торжества в Москву, довольно подробно запечатлел происходившее в Кремле. Это была одна из первых в мире съемок актуально политической хроники, положившая начало так называемой «царской хроники».

Как известно, Николай II был неплохим фотографом-любителем, охотно снимался и любил снимать сам, так что по завершении всех торжественных коронационных церемоний и поездок за рубеж, связанных с ними, ему было небезынтересно взглянуть со стороны на происшедшее, отображенное «живой фотографией».

12 марта 1897 года французские граждане Е. Матие и ЖПрадин, а также их русский помощник А. П. Горлов-Карнинский получают разрешение продемонстрировать «в Царском Селе, в присутствии Их Императорских Величеств, посредством синематографа — картины Св. Коронования...»

Вполне вероятно, что эти три господина устраивали для августейших особ еще один сеанс, так как 11 июля 1897 года: «...Камеральное Отделение Кабинета Его Императорского Величества препровождает... три перстня, украшенные бриллиантами, для отсылки по принадлежности, согласно сделанным надписям, гг. Матие, Прадину и Горлову-Карпинскому за демонстрирование в присутствии Их Императорских Величеств синематографа...»^[1] 

Благодаря нескольким удачно снятым фотографиям государя, в 1897 году в Петербург приглашается Болеслав Матушевский и получает звание придворного фотографа и кинооператора, в коем он пребывает до 1898 года. Постоянные же и регулярные съемки «царской хроники» начинаются с 1901 года, когда придворным фотографом, а позднее и кинооператором высочайшего двора становится, вплоть до своей кончины в 1916 году, Александр Карлович Ягельский, совладелец, а позднее и владелец «фотографии под фирмою К. Е. фон-Ган и Ко» в Царском Селе. Круг его обязанностей был весьма обширен: помимо производства фотографических карточек всех весомых событий жизни царской семьи, в его ведении были кинематографические съемки, все техническое обслуживание, связанное и с фотографией, и с кинематографом (печать, проявка и т.п.), а также демонстрация при дворе как отснятых им документальных лент, так и с его помощью отобранных художественных и хроникальных фильмов в присутствии августейшего семейства, закупка новых русских и зарубежных кинокартин. Вся кинохроника царствующего дома была сосредоточена в руках А. К. Ягельского. И уже в 1903 году он вправе был заявить о себе:

«Несколько лет тому назад Государь Император изволил заинтересоваться и обратить свое внимание на кинематографические снимки... Я предлагал многим своим более состоятельным коллегам заняться кинематографическими работами, но все отказались, мотивируя тем, что в России пока невозможно заниматься этим делом за неимением необходимых технических средств. Чтобы поддержать честь звания фотографа Его Величества, я все свои сбережения и знания посвятил на обзаведение кинематографического отдела и, устроив его, получаю результат не хуже моих иностранных коллег...»^[2]

С первых же дней пребывания при дворе Ягельскому вменяется в обязанность присутствовать со съемочными фото- или киноаппаратами при всех торжествах и путешествиях императорского дома. Таким образом были сняты все юбилейные торжества как государственного значения, так и войскового, приезды в Россию иностранных монархов и пребывание представителей иностранных держав, путешествия царствующей семьи за границей и по России, поездки царя по стране для напутствия войск во время русско-японской кампании, пребывание императора до последних дней на фронтах первой мировой войны, все высочайшие охоты под Петербургом, в Спаде, в Беловежской пуще и, наконец, некоторые моменты домашней жизни. Все свои работы Ягельский представлял непосредственно Николаю II, исключение составляли снимки с августейшими детьми, которые отбирала Александра Федоровна, и в зависимости от их характера они допускались или не допускались к публичному воспроизведению.

Своеобразным дневником, свидетельствующим об интересе двора к кинематографу, могут служить счета, выставляющиеся А. К. Ягельским Министерству императорского двора за оказанные услуги, за период с 1901 по 1911 год. Кинематографические спектакли, проходившие при дворе, были официальные, устраивавшиеся в присутствии их величеств и высокопоставленных гостей, находившихся в данный момент с визитом в России, и семейные, проходившие или вместе с детьми, или только в присутствии их величеств, или же отдельно для августейших детей. На такие сеансы приглашались также и ближайшие родственники.

Эти киносеансы проводились в Москве, Санкт-Петербурге, Царском Селе, Петергофе, Скерневицах. Но чаще всего они проводились во время отдыха в Ливадии или на борту императорских яхт.

Фильмы, снятые в Ливадии, тут же проявлялись, печатались и демонстрировались. Так, например, картина «Проба пищи на императорской яхте «Штандарт» и по сигналу «к вину», снятая в 1908 году. После просмотра ее Министерством императорского двора, выполнявшего роль цензора картин «царской хроники», было сделано заключение:

«Лента «Проба пищи на «Штандарте» изображает как Государь Император, Государыня Императрица Александра Федоровна, Наследник Цесаревич, Министр Императорского Двора и другие люди свиты Его Величества подходят к повару яхты и пробуют пищу. При этом Государь Император подходит к пробе в начале и в конце, оставаясь во второй раз сравнительно продолжительное время.

Означенная картина сама по себе любопытная, как характеризующая жизнь Императорской яхты во время плавания Высочайших Особ, может представить интерес для моряков.

Однако для большой публики эта картина, представляющая дефилирование Высочайших Особ Императорской Фамилии и Свиты перед пробной порцией, может возбудить неуместные замечания и дать повод лицам, недоброжелательно настроенным в политическом отношении, к превратным толкованиям (в особенности в той части, где изображается питье матросами «Штандарта» их винной порции)»^[3].

Таким образом, эта картина не была допущена на широкий экран и демонстрировалась в узком кругу на семейных просмотрах.

Официальные просмотры шли в строгой обстановке, с учетом приглашенных лиц. После просмотра шло уведомление в прессе об этом, а лица, принимавшие деятельное участие в демонстрации картин, официально вознаграждались.

Семейные же представления происходили в непринужденной обстановке. Судя по воспоминаниям генерала А. А. Мосолова, начальника канцелярии Министерства императорского двора, в жизни царских детей было не много развлечений. После яхты «Штандарт» веселее всего было в Ливадии. Княжны «были нетребовательны. Одно кинопредставление по субботам давало пишу для разговоров на целую неделю.

Представления происходили в ливадийском манеже. Мне был поручен выбор лент. Императрица указала такую программу: сначала актюалитэ, фильмы, снятые за неделю придворным фотографом Ягельским, затем — научный либо красивый видовой, в конце же — веселую ленту для детей. Выбор был трудный, и мне не раз приходилось просить гофмейстерину Нарышкину просматривать предложенные фильмы, чтобы остановиться на подходящем для княжон. Елисавета Алексеевна была весьма строгий цензор и часто требовала, чтобы из ленты вырезали самые веселые места. Однажды, выбирая подходящий фильм, после долгих обсуждений с Е. А. Нарышкиной мы остановились на картине «Бой быков». В начале сеанса должен был идти фильм о параде в Ливадии. Этой ленты, сознаюсь, я не успел предварительно просмотреть, думая, что в параде не может найтись чего-либо неподходящего, и на этом успокоился, полагаясь на Ягельского, опытного фотографа.

Началось представление.

Вижу Государя со свитою, вижу графа Мусина-Пушкина, командующего Одесским военным округом. Все хорошо. Идут войска, и граф стоит как вкопанный. Части начинают отходить от линии жалнеров. Пушкин левою рукою указывает проходящим держаться ближе к жалнерам, но они этого не исполняют. Лицо графа делается свирепым, и он грозит кулаком.

Тишина в манеже нарушается детским хохотом. Я вижу в полумраке, как Император кусает себе губы, чтобы не рассмеяться. Я в отчаянии от своей оплошности, но и сам не могу удержаться от улыбки.

Представление кончилось. Ни царь, ни царица ни словом о происшедшем не обмолвились, мне же хотелось провалиться сквозь землю. Проводив Их Величества до коляски, я решил возможно скорее бежать домой, когда почувствовал, что кто-то берет меня под руку.

Это был граф Александр Иванович Мусин-Пушкин, мой бывший начальник дивизии, когда я служил молодым офицером в конном полку, ныне же — командующий округа. — Милый друг, да что это такое?! Посади своего Гана под арест! Что это за манера! Во-первых, он врет. Никогда я кулаком не грозил... Непременно посади его на неделю под арест.

Нельзя же показывать командующего войсками, да еще Государю, в таком виде, в каком он никогда не бывал!.. Я успокоил графа, обещал лично разобрать дело и вырезать из ленты этот пассаж. Что я и сделал, выбранив при этом сконфуженного Ягельского»^[4].

По свидетельству все того же Ягельского, такие сеансы длились порой по нескольку часов.

В обязанности придворного фотографа А. К. Ягельского входило также отслеживание всего отечественного и поступающего из-за границы кинорепертуара. Зная об этом, русские и иностранные кинопредприниматели стремились отправить в первую очередь свои каталоги по адресу фирмы «К. Е. фон-Ган и Ко».

И на подобных вышеупомянутых сеансах государь производил отбор фильмов, которые, по его мнению, следовало приобрести для фильмотеки при дворцовой библиотеке. Так, весьма вероятно, что именно после этого сеанса 20 января 1907 года были составлены списки картин для детей:

«Список картин весьма интересных и желательных:

1. Трудная задача.

2. Чудесная лампа Аладина.

3. Роман Женни.

5. Фома переезжает.

5. Шерлок Холмс. Кража детей.

6. Индейцы и их нравы.

Список картин исключенных:

1. Слепая девочка.

2. Юлья в казармах.

3. Живые цветы.

4. Морские купанья.

5. Старые обольстители.

6. Парижские воры.

7. Подкупленный пограничник.

8. Ловушка на волков».

Эти списки говорят сами за себя, особенно, если принять во внимание, что эти картины предназначались девочкам, дочерям императора, ибо наследнику шел всего четвертый год. Но вскоре и он оказался в кинозале:

«Дворец дня 14 февраля 1914-го. Для Наследника Цесаревича. Начало в 5 ч.

1. Спасение знамени. Событие из жизни 131 пех. Тираспольского полка.

2. Мисс Овис, акробатка.

3. Курусса. Западная Африка.

4. Полет Рене.

5. Нарцисс, кукла автомат.

6. Старая Бретания.

7. Первое вычитание Бобы»^[5].

И хотя любимым занятием августейшей семьи на досуге являлось чтение, но все же и кинематографу они уделяли достаточную толику своего свободного времени. Особая заинтересованность кино проявляется у Николая II и его окружения после 1908 года, когда на российском кинорынке все активнее начинают проявлять себя отечественные предприниматели. Так, известный в широких петербургских кругах как фотограф Государственной Думы А.О. Дранков, позднее ставший одним из крупных российских кинодельцов, сняв в 1908 году несколько сюжетов высочайшей хроники («Отъезд шведского короля», «Свидание государя императора с английским королем Эдуардом VII на Ревельском рейде» и др.), добивается разрешения показать эти ленты императорской фамилии 20 июня 1908 года. Картины понравились. Вдовствующая императрица Мария Федоровна даже дважды просмотрела кадры с ее участием. После чего Дранков был награжден перстнем, а также получил звание поставщика двора его величества.

Вообще вся высочайшая хроника просматривалась при дворе не без интереса и удовольствия. После 1907 года те картины, которые не носили характера «интимной жизни» царя и его ближайшего окружения, после просмотра при дворе появляются и на широком экране.

Особый интерес у Николая II и его семьи вызывали так называемые видовые картины. Осенью 1908 года кинопромышленник, московский купец А.Х. Матюхин, ходатайствует перед Министерством императорского двора (МИДв) о разрешении ему демонстрировать в присутствии императора снятые за 9 месяцев его экспедицией и отпечатанные на его же фабрике в Женневилье близ Парижа серии видовых картин «Путешествие в 15.000 верст» по городам Европы и России от Биаррица (включая Франценсбад, Карлсбад и Мариенбад) до Андижана. В этом прошении он говорит: «...я предполагаю снять в таком же порядке и остальные из более замечательных местностей и городов нашей Империи, не вошедшие в представленные ныне снимки, и демонстрировать их с предыдущими не только в России, а и за границей в целях широкого ознакомления, для пользы нашего Отечества жителей Западной Европы с действительным расположением Русского Государства, культурою и его бытом; так как мною замечено в течение 45-летних сношений моих по коммерческим делам с Западными государствами, что народы их имеют в большинстве случаев превратное понятие о России и ее культуре...»^[6].

Министерство благожелательно отнеслось к просьбе Матюхина, хотя были отмечены неудобства демонстрирования отдельных сцен (типа условий содержания преступников в Бухаре), но тем не менее картины получили положительный отзыв о возможности демонстрации их в сокращенном виде на празднике во дворце в декабре 1908 года.

Год спустя рыбопромышленник и этнограф Г. А. Крамаренко вступает в переписку с МИД в с той же целью: предстать со своими картинами при дворе. Эта переписка, начало которой было положено в октябре 1910 года, закончилась апрелем 1911-го. Фильмы о жизни аборигенов-коряков и заклинаниях шамана, а также о нересте лососевых рыб, отснятые Крамаренко на Камчатке, были приняты двором в качестве подарка, а сам даритель был удостоен золотых часов с цепочкой с изображением государственного герба. Но что для крупного рыбопромышленника этот подарок, ему нужно большее — упоминание его имени рядом с императором. И тут завязывается целая интрига, в которой участвуют имена высокопоставленных особ, включается пресса, где одни издания хвалят Крамаренко, другие же уличают его в нечистоплотности. Тем не менее ему удается продемонстрировать свои ленты императору в своем присутствии с последующим упоминанием о нем на газетных страницах.

Надо отметить, что почти все, занимавшиеся в то время кинопроизводством, особенно в начале деятельности, стремились пробиться на демонстрации при дворе, чтобы в дальнейшем была возможность указать об этом в рекламных афишах.

В 1914 году преуспевающий уже Ханжонков по заказу Морского министерства снимает картину «Балтийская эскадра», где представлен флот, а также предприятия, обслуживающие его. Через морского министра А. А. Ханжонков подает прошение в МИДв с просьбой: «...повергнуть к стопам нашего уважаемого и любимого Монарха и Августейшей Семьи Его наше сердечное желание продемонстрировать картину...» И такое прошение было удовлетворено.

Но на прошение упомянуть о высочайшем просмотре картины на афишах был получен отказ, так же, как и в 1911 году был получен аналогичный отказ на использование высочайшего имени в рекламных целях тем же Ханжонковым после просмотра при дворе его картины «Оборона Севастополя», а научно-популярной картине «Пьянство и его последствия» (1914) и вовсе было отказано в демонстрации во дворце.

Интерес к кино не угас у Николая II и в годы первой мировой войны. Даже находясь с наследником в ставке, он посещал киносеансы, проходившие в офицерском клубе, так как отказался от устройства лично для него просмотровой комнаты.

До 1908 года, когда был снят первый отечественный фильм «Понизовая вольница», в России игровые, художественные фильмы были исключительно иностранного производства.

Одним из первых игровых фильмов русского производства, удостоенного высочайшим просмотром, можно считать картину А. Ханжонкова «Оборона Севастополя», показанную царю в Ливадии 15 ноября 1911 года. В следующем году вышла в свет лента совместного производства фирм А. Ханжонкова и братьев Пате «1812 год». И сразу же пошло прошение о высочайшем просмотре фильма. Министерство императорского двора, ссылаясь на высочайшее повеление императора Николая I в 1837 году о запрете выведения на русской сцене царствовавших лиц дома Романовых, поставило условием непременно исключить из картины все изображения Александра I, а также и некоторые эпизоды, «которые могут представить в нежелательном освещении деятельность нашей армии, а также задеть религиозное чувство русского народа, как, например, «казаки поворачивают назад», «казаки рассыпаются и отступают за реку», «французские солдаты отступают к Березине в маскарадных костюмах, то есть в ризах, рогожах и попонах», у некоторых из отступающих французов «на головах кивера, у других камилавки»^[7].

И вот, убрав все сцены с изображением императора Александра I, картину показали императору Николаю II, а уже после она была допущена в кинотеатры.

Одновременно с этой картиной А. Ханжонков передает в кабинет ее императорского величества, как подарок наследнику цесаревичу, два мультипликационных фильма «Стрекоза и муравей» и «Рождество у обитателей леса» и хроникальную ленту «Приют-корабль наследника цесаревича»: «...быть может демонстрирование этой ленты доставит удовольствие Его Императорскому Высочеству в период восстановления Его драгоценного здоровья после перенесенной болезни»^[8].

В 1913 году Россия готовилась отметить 300-летие дома Романовых. Не могли отстать от этого события и кинематографисты. И началась скоротечная гонка, соревнование фирм А. Ханжонкова и А. Дранкова. Рефери этого соревнования становится фирма братьев Пате, готовая взять в прокат все юбилейные картины. «А. Ханжонков и Ко» выпускает историческую драму «Воцарение дома Романовых», «Дранков и Таддыкин» — «300-летие державного дома Романовых». «Бр. Пате» предложили выпустить обе юбилейные картины в один день по всей России. Но финишный рывок выигрывает все-таки Дранков. Он добивается разрешения лично продемонстрировать картину государю и даже во время показа быть осчастливленным беседой с Николаем II. Содержание беседы Дранков изложил в очередном прошении в МИДе:

«...Государь Император изволил выразить удовольствие по поводу того, что на снимках не было ни одного постороннего лица.

— Это не так, как в картине «Оборона Севастополя», — изволил добавить Государь Император. — Где во время картины исторического морского боя на фоне виднелись современные броненосцы.

Далее Его Императорскому Величеству угодно было подробно расспрашивать меня о моем деле и о некоторых технических подробностях русской кинематографической работы.

Услышав от меня, что мною задуман ряд исторических лент из славной истории русского войска и на первой очереди историческая хроника «Покорение Кавказа», Его Императорскому Величеству благоугодно было сказать:

— Снимайте, но только старайтесь, чтобы не было бутафорской постановки, как то было с современным оружием при постановке «Обороны Севастополя»^[9].

Известно также, что православный государь как человек верующий категорически отказал А. Ханжонкову, предлагавшему на высочайший просмотр итальянскую ленту «Камо грядеши?» (по Г. Сенкевичу).

Отдавая должное в зарождающемся искусстве его творческой и общепознавательной направленности, Николай II не мог не выразить своего отношения к другой его крайности. Тем более что кинематограф, как стихийное бедствие, неуправляемо обрушивался на все новые и новые территории России. «Все кому не лень, соблазненные новым видом наживы и имеющие смекалку в голове, приобретали аппарат и в бывших магазинных, квартирных и трактирных помещениях проламывали стены, завешивали окна черным коленкором и начинали крутить»...^[10]. Публика валила валом. А отсюда: «28 минувшего апреля месяца в разных кинотеатрах Киева, по окончании последнего представления и после ухода публики найдены в большом количестве воззвания преступного сообщества, призывающие рабочих от имени Киевского комитета Российской социал-демократической рабочей партии не приступать к работам на фабриках и заводах в день 1 мая сего года. Воззвания рекомендуют рабочим устраивать в этот день сходки с пением революционных песен, причем заключительные строки обнаруженных воззваний гласят: «Долой правительство капиталистов! Да здравствует Социальная революция! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (Из доклада директора департамента полиции от 3 мая 1908).

На докладе запись Николая II: «Факт печальный. Я неоднократно указывал, что эти кинематографические балаганы опасные заведения. Там негодяи могут черт знает что натворить, благо народ, говорят, толпами валит туда, чтобы смотреть всякую ерунду. Не знаю, что придумать против таких балаганов»^[11]. Николай II еще дважды негативно высказывался о кинематографе, но оба эти высказывания были спровоцированы случаями, аналогичными вышеупомянутому.

Бурно растущий кинематограф требовал к себе пристального и покровительственного внимания. В начале 1916 года было принято решение о разработке проекта государственной монополизации кинематографа. Но последующие известные события не дали довести дело до конца.

Кинофотоматериалы подготовлены И. Фурмановой и Т. Шуваевой

Казакова С., Казаков С. «Их Императорских Величеств синематограф» // Искусство кино. 1995. № 3.

Примечания

1. ^ Фрагмент книги «Первые шаги «Великого Немого», готовящейся к выпуску санкт-петербургским издательством «Лики России». РГИА, ф. 468, оп. 42, д. 2340.
2. ^ РГИА, ф. 468, оп. 14, д. 1103.
3. ^ РГИА, ф. 472, оп. 48, д. 880.
4. ^ Мосолов А. При дворе последнего императора. СПб., 1992, с. 115 - 116.
5. ^ РГИА, ф. 472, оп. 49, д. 1062.
6. ^ РГИА, ф. 472, оп. 43, д. 157.
7. ^ РГИА, ф. 472, оп. 49, д. 969.
8. ^ РГИА, ф. 525, оп. 2, д. 250. стр. 67
9. ^ РГИА, ф. 472, оп. 49, д. 1252.
10. ^ Чайковский Б. Младенческие годы русского кино. М., 1928, с. 7.
11. ^ Цит. по: Зильберштейн И. Николай II о кино. - «Советский экран», 1927, N 15.