Начну с вопроса принципиальной важности: как музыковедчески доказать, что данное произведение относится к незаурядным живым явлениям современного искусства?
Одно доказательство — внушением по типу рекламы, активной пропагандой и «насаждением» произведения в слушательской среде. Другое— чисто субъективное: музыковед утверждает свое личное восприятие произведения, которое ему нравится и хочется самому бесконечно повторять и слушать. Однако оба этих доказательства вряд ли достойны своего имени: музыковед должен определить объективно — почему именно эта музыка и ее исполнение ему так близки. Очевидно, музыковеда пленили замысел и его реализация, стиль, мастерство автора, сочетание новизны и знакомости, степень проникаемости сочинения в слушательское сердце. Короче, в этой музыке и за ней ощущается интересная музыковеду личность, способная сказать нечто новое или с очевидностью выразить новый взгляд на известное.
Но личность — это в музыке прежде всего своя интонация. Перефразируем известный афоризм: интонация — это человек. Своя интонация — вот главное объективное доказательство ценности музыки. Но в то же самое время она только тогда действеннее, когда отвечает бесспорному закону: «Чем сильнее ощущается, пусть в сложнейших интеллектуально-музыкальных произведениях, обобщенный данной эпохой круг выразительных музыкальных интонаций, тем безусловнее жизнеспособность этой музыки». Интонация не изобретается — как человек не выдумывается. Живое должно быть органичным, то есть прежде всего — исторически обусловленным, исторически конкретным, исторически актуальным.
Но историзм — обязательное свойство не только музыки, но и мысли о ней. Быть историчным для критика — значит дать оценку рассматриваемой музыки в исторически определенном контексте. Однако выбор контекста — а вопрос всегда стоит именно так! — представляет собой фундаментальную проблему критики, ибо контекстов всегда много, и плох тот критик, который этого не сознает. Нелишне напомнить, что одно и то же явление в свете различных контекстов выглядит по-разному. От этого в первую очередь зависит и его оценка: поставим ли мы его в контекст всеобщий, полярный по стилю или же близкий. Для объекта наших заметок лучшим —в историческом плане — явится контекст так называемого «третьего направления».
Оно в высшей степени неоднородно и подчас нечетко выделено даже в творчестве одного и того же композитора. К тому же оно не отгорожено от других направлений.
Не случайно заговорил о нем Родион Щедрин— музыкант, чья интеллектуальная смелость под стать его композиторскому новаторству. Напомню формулировку Р. Щедрина, смело предложившего это удачное обобщение стилевых исканий группы современных музыкантов в своей статье-отклике на рок-оперу А. Рыбникова «Юнона и Авось». «Третье направление» «стремится объединить в себе приемы, технологию и эстетику музыки серьезной, классической и современной, с одной стороны, с доступностью, простотой, незатейливостью музыки развлекательной, легкой, еще точнее — коммерческой — с другой»:
В другом своем выступлении Р. Щедрин вновь отметил закономерность возникновения «третього направления», пытающегося «как-то примирить два полюса», и связал это с важнейшей тенденцией современности — «музыка снова идет к слушателю».
Среди композиторов «третьего направления» —М. Таривердиев, Р. Амирханян, А. Рыбников, В. Дашкевич, И. Катаев, частично Г. Гладков и некоторые другие, Все они прошли через работу (и «обработку») в театре или кинематографе — мощном средстве общения с публикой, причем общения синтетического и даже синкретического.
Об этом хорошо сказал А. Рыбников: «..ни одной ноты вне драматического действия, ни одной драматургической коллизии вне законов музыкальной формы, ни одной самой изысканной рифмы ради только лишь «высокой поэзии». Все элементы, находясь в живой и взаимосоподчиненной связи, рождают движение, движение мысли, чувства...»
Конечно, феномен «третьего направления» должен получить специальное объяснение — социологическое, культурологическое и эстетическое. Хочется верить, что эта музыка отвечает потребности большой части нашей публики. Публики, не готовой к крайности (с ее точки зрения, для ее восприятия) классики и эстрады, или уставшей от того и другого.
Каждому художнику первостепенно важно найти свою публику, такую публику, которая была бы способна на диалог, с которой возникло бы у него взаимопонимание. Творчеству нужна адресованность, то есть заинтересованность в ответе. Творчество — поиск единомышленников, поиск друзей по мысли и духу; иначе говоря — творчество должно создавать свою атмосферу.
И. Земцовский. : Путь и стиль // «Музыкальная Академия» № 11 1985 (564)