И снова мы вспоминаем сегодня Ивана Дыховичного. О своем знакомстве с режиссером, неосуществленных совместных планах и работе над «Копейкой» — от сценария и до выхода в прокат — Марии Левуновой рассказал писатель Владимир Сорокин.
Владимир Сорокин: Мы с Иваном познакомились в самом конце 1990-х. Нас познакомил, приложил усилие чтобы мы встретились, Николай Шептулин. Коля Шептулин в 1990-е годы был издателем. В частности, он делал такой интеллектуальный, интересный журнальчик «Место печати». А вообще, он был моим первым издателем в России. Напечатал «Норму» и «Роман» в середине 1990-х. Коля был человек идей, быстро вдохновляющийся. Увидел фильм «Прорва» и решил, что мы с Иваном обязательно должны что-то сделать вместе. И вот, мы познакомились.
Коля показал мне «Прорву» на кассете. Посмотрел и она мне понравилась, несмотря на сентиментальность.
Коля показал мне «Прорву» на кассете. Посмотрел и она мне понравилась, несмотря на сентиментальность. Я почувствовал, что Иван — человек ищущий и сомневающийся. Что очень важно для нашего, в общем, не бог весть какого кинематографа.
Мы познакомились и стали думать, что делать вместе. Сначала возникла история о женщине, которая называлась «Магнитная аномалия»: о девушке, которая родилась на Урале, в поселке недалеко от горы с большими залежами руды, железной горы, где компасы всегда плясали. Это была история этой девушки, которая ринулась покорять столицу. Ее внутренний компас тоже плясал и индуцировал других. Этой идее было не суждено воплотиться — Иван, к сожалению, не нашел денег. А идея была вполне, как мне кажется. После этого я уже как-то не очень на него надеялся. Тем более, что у нас был до этого проект с Сашей Зельдовичем — «Москва». А потом возник Хржановский с фильмом «4». Но Иван неожиданно позвонил и сказал, что у него кое-что есть. Я подъехал к нему, в его маленькую квартирку на Кутузовском, и он рассказал, что у него есть идея: история машины. Ну, я сразу сказал ему: «Ваня, я равнодушен к машинам».
Мария Левунова: А вы водите?
В. С.: У меня были права, но я практически не водил. Я действительно равнодушен к этим железным коням. Я всегда любил лошадей и собак, а машины как-то не возбуждали. Хоть «порше», хоть «ягуар»... Но его идея была через судьбу этой «копейки» (самого первого экземпляра «жигулей») показать советское и постсоветское общество. Он же был плейбой, одно время даже был женат на дочке члена Политбюро. Он уверял меня, что самые первые «копейки», якобы, получили семьи Политбюро. Несмотря на пропаганду, которая утверждала, что они достались каким-то героям труда. Сам ездил на такой.
Можно было сделать человеческую комедию. Ваня под это очень быстро нашел деньги частных инвесторов. Мы написали сценарий. Наверно, из всего процесса создания фильма это было лучшее время. Мы писали у него на Кутузовском, работали, потом был обеденный перерыв, он что-то быстро и лихо готовил.: пасту с рыбой, с чесноком, или еще-то легкое и быстрое. Ваня, вообще, был человек способный во многих областях. Он любил жизнь, знал ее. По вопросам жизни он был крутым профессионалом. Сначала мы написали синопсис, потом расписали сцены, я прописал диалоги. Запустились мы очень быстро. А когда стали работать над фильмом, я увидел, что для Ивана гораздо важнее результата процесс съемок, обстановка на съемочной площадке... Для него это был такой вечный театр dell’arte. Главным для него была площадка, атмосфера, ее он создавал и ею жил.
М. Л.: Он не был перфекционистом?
В. С.: Было понятно, что некоторые сцены сняты, мягко говоря, не перфектно. Но материал был такой богатый, и сама эта история была столь живой, что она как паровоз тянула, тянула и вытянула этот фильм. Как на шампур на эту идею многое, даже не очень перфектно снятое, хорошо нанизывалось, нарастало, ложилось. В общем, получалась хорошая история. И когда фильм уже был смонтирован, я понял, что несмотря ни на что, получилась классная картина. И те огрехи, нелепости, которые, как мне казалось, были явными просчетами, они как-то хорошо встали и начали работать на фильм. Иван сделал такой гротескный, буффонадный мини-эпос о советской ментальности и совковой жизни. «Копейка» катилась из кадра в кадр и делала свое дело.
М. Л.: Вы часто бывали на площадке? У вас же и роль небольшая есть.
В. С.: Даже две. Да, Иван хотел, чтобы все участвовали в съемках. Он обязательно звонил: «Володенька, вот мы тут неподалеку снимаем. Я очень рад буду видеть вас». Это было его... Он питался этой атмосферой съемок, как воздухом. Я жалею о том, что не снят фильм, о том, как снимался этот фильм. Я сыграл две роли, будучи абсолютно не артистичным человеком, как мне кажется. А потом был просмотр фильма с кинопрокатчиками — большой зал, где сидело немного людей с довольно мрачными лицами. И Иван сообщил, что фильм прокатываться не будет.
М. Л.: Почему?
В. С.: Как я понял, из-за мата. В этом смысле Ваня был настоящий художник. Он не вырезал ни одной фразы в угоду прокату. После показа в «Доме кино» к Ване подошел один обыватель и сказал, что авторов за этот фильм надо повесить. А потом наша «Копейка» вышла на кассетах и невероятно прокатилась по стране, заняла одно из первых мест по продажам. То есть, он снял настоящее народное кино, у «Копейки» появилось масса поклонников. В самых разных местах ее цитировали, некоторые люди говорили, что смотрят ее постоянно — по десять-пятнадцать раз. Ее растащили на цитаты.
Я считаю, что это самый органичный фильм Ивана. Он во многом воспринимал жизнь как некий карнавал, обожал ее и хорошо знал этот карнавал, не был на нем наблюдателем, а активно и профессионально в нем участвовал. И он снял карнавальный, бахтинский фильм. Органичный для себя, не прятался ни за какую маску, ни на кого не оглядывался. Мне кажется, что другие его фильмы — это все-таки какие-то оглядки. В них чувствуется, как учится у первопроходцев. А в «Копейке» он не оглядывался ни на Тарковского, ни на Феллини... Здесь он — Иван Дыховичный. Именно поэтому, кажется, «Копейка» жива и будет катиться дальше. Ее любят и сейчас. Думаю, это лучшее, что он снял.
Я очень любил Ивана. Он был замечательным, легким, добрым, ироничным, великодушным. И снял этот небанальный, веселый и грустный в чем-то фильм.
Левунова М. Владимир Сорокин: «Он питался атмосферой съемок» //Сеанс. 2019