Братья Кауфманы, ставшие впоследствии известными кинематографистами, родились в конце ХIХ века в уездном городе Белостоке. В то время в Белостоке при населении в 93 000 жителей 78% составляли евреи. В городе было четыре театра и пять кинотеатров, костел, несколько православных церквей и синагог. Главным раввином Белостока некоторое время был ребе Гальперн.
Будущая мать братьев Кауфман, Фейга Гальперн, вышла замуж за букиниста Абеля Кауфмана, владевшего книжным складом и двумя магазинами – в Белостоке и Киеве. Абель Кауфман был также содержателем и попечителем городской публичной библиотеки.
У супругов Кауфман родились три сына. Старший брат, Давид Кауфман (будущий кинорежиссер Дзига Вертов), появился на свет 2 января 1896 года. Моисей Кауфман родился 5 сентября 1897 года. Младший брат, Борис Кауфман, согласно кинословарю, родился 24 июня 1906 года, что, на мой взгляд, неверно. В Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) сохранилась единственная фотография, на которой братья сняты вместе. Их различие в возрасте явно не доходит до 9–10 лет. Сам Борис всю жизнь сохранял тайну года своего рождения.
В то время определенная часть еврейства осознанно стремилась русифицироваться. Кауфманы отдали детей учиться в русские школы, и вскоре старшие братья стали называть себя по-русски: Денис и Михаил.
Одним из сильнейших детских впечатлений братьев Кауфман был еврейский погром в Белостоке в 1906 году. В этом погроме погибли десятки человек. Братья навсегда запомнили это ужасное событие.
В семье наиболее близким человеком для мальчиков была младшая сестра матери – Мария Гальперн. Они обожали Машу. Это она подарила Михаилу первый в жизни фотоаппарат. Он увлекся фотографией. Снимал главным образом себя и своих школьных друзей. Вообще, Михаил с детства отличался любовью к технике.
Денис был возвышенной и поэтической натурой. Он писал Маше нежные послания:
«Маша! Это не слова! Это переживания! И если ты когда-нибудь переживала что-нибудь подобное, то ты вполне меня поймешь! Любящий тебя Додя».
Додя рисовал, писал стихи, создавал музыкально-поэтические композиции на музыку любимого композитора Скрябина. Свои произведения он подписывал псевдонимом Дзига Вертов. Дзига по-украински – детская игрушка-волчок, или юла. Считалось, что этот псевдоним был взят Давидом Кауфманом уже после прихода в кино, в 1918–1919 годах. Однако, автором статьи обнаружен в РГАЛИ рисунок со стихотворением, подписанный псевдонимом Дзига Вертов и датированный 1915 годом. Следовательно, этот псевдоним использовался им гораздо раньше, чем принято считать. Когда началась Первая мировая война, Кауфманы уехали в Киев, затем перебрались в Могилев. Дзигу вскоре призвали в армию.
После призыва он сочинил слова строевого марша собственной роты, и был направлен в военно-кантонистское музыкантское училище в Чугуеве. Однако вскоре, из-за слабых легких, был комиссован по состоянию здоровья. В 1916 году Дзига поступил в Петербургский психоневрологический институт вместе со своим белостокским однокашником, будущим знаменитым журналистом Михаилом Кольцовым. Большинство студентов составляли выходцы из еврейских местечек. Студенты слушали лекции ведущего русского психиатра и невролога Владимира Михайловича Бехтерева, гениального физиолога Ивана Петровича Павлова, знаменитого юриста Анатолия Федоровича Кони и других выдающихся ученых.
После Февральской революции 1917 года Вертов уехал из Петербурга в Москву. Возбужденные толпы вызвали в его памяти кошмар белостокского погрома. Он поступил на юридический факультет Московского университета, посещал лекции по математике, но в конце 1917 года понял, что римское право теперь долго не понадобиться, и окончательно покинул университет.
Михаил окончил Могилевскую гимназию и тоже отправился в Москву.
Октябрьскую революцию братья встретили с восторгом. Первым обрел свою судьбу Дзига. Его приятель Михаил Кольцов, ставший видным большевиком, 28 мая 1918 года устроил его на работу в Московский кинокомитет секретарем-делопроизводителем. Осенью 1918 года Дзига стал заведующим киносъемкой.
Михаил вступил в Красную Армию и служил военным шофером, а позже начальником гаража. Летом 1918 года Вертову было поручено смонтировать хроникальный фильм «Годовщина революции». В это время он женился на пианистке Ольге Тоом. Ольга работала в газете «Правда» и в секретариатах Надежды Крупской и Марии Ульяновой, часто ездила в агитпоездах, сопровождая партийных дам в поездках. С Ольгой Тоом Вертов объехал пол-России. Он снимал и показывал непросвещенным массам журналы «Кинонеделя» и «Киноправда». Сохранились несколько фотографий и небольшие фрагменты хроники, где Вертов впускает публику в агитпоезд.
Вертов участвовал в съемках подавления Ярославского мятежа, боях под Царицыным, Астраханью и Харьковом, на Южном, Северном и Восточном фронтах, агитационных поездках Крупской по Волге и Каме. Снимал революционных вождей и различные ответственные события: Всероссийские съезды Советов, конгрессы Коминтерна, Первомайские демонстрации в Москве, митинги против убийства Карла Либкнехта и Розы Люксембург.
В начале 20-х годов они с Ольгой Тоом разошлись.
Михаил Кауфман в 1922-м году, не без участия старшего брата, стал оператором аэрофотосъемки. После демобилизации он пришел к Вертову и был принят на киностудию. Скоро стал лучшим оператором Дзиги.
Творчество Дзиги Вертова высоко ценил Владимир Ленин. Дзига причастен к съемкам В. Ленина в Кремле, где вождь пролетариата демонстрирует зрителям и своему товарищу по борьбе Бонч-Бруевичу хорошее настроение, поправившись после ранения. Когда Дзига заболел тифом, Ленин прислал ему лекарства и початую бутылку французского вина. После смерти пролетарского вождя Дзига монтировал фильм о его похоронах. Образ закоченевшей, замершей от горя страны, ревущих гудков создан был именно Вертовым. Несколько раз снимал Вертов и Сталина. Этому вождю, судя по всему, съемки Вертова не понравились.
Вертов первым понял – кино не должно имитировать обычное зрение. Нужно удивлять зрителя: использовать неожиданные ракурсы, монтировать короткими планами. Монтажер Елизавета Свилова, с которой он познакомился еще в 1919 году, была его верным помощником. Она стала его возлюбленной, а в 1923 году – женой. Вертов был большим поклонником Маяковского и революционного авангарда. Еще в 1919 году Дзига спрыгнул с верхушки грота во дворе Госкино и снял прыжок скоростной кинокамерой. Прыжок выглядел гораздо интереснее, чем, если бы был снят нормально. С этого дня Вертов стал изменять скорость и направление движения пленки при съемках. В 1922 году он опубликовал свой манифест «Мы», в котором объявил о создании группы «Киноков» (от слов «кино» и «око»).
Дзига объявил игровое кино «проказой и заразой» и потребовал «его разоружения», призывал кинохронику к «коммунистической расшифровке мира». «Мы утверждаем будущее киноискусства отрицанием его настоящего». «Киноки» под его руководством снимали быстро, необычно и дерзко. Фактически они создали стиль отечественной оперативной кинохроники. Слава о них быстро разлетелась по Москве. Один известный театральный и начинающий кинорежиссер ходил к Вертову учиться снимать и монтировать кино. И очень многому у них научился, хотя теоретические постулаты Вертова совершенно не разделял. Звали этого режиссера Сергей Эйзенштейн. Для Михаила Кауфмана это было время полного взаимопонимания с Дзигой. Он осуществлял самые невероятные идеи брата. Они все время вместе. На обороте одной из совместных фотографий рукой Михаила написано «Братство». Братья хотели снимать новую революционную жизнь, «улавливать хруст старых костей быта под прессом революции». «Никаких инсценировок!», «Жизнь врасплох!»
«Использование киноаппарата как киноглаза, более совершенного, чем глаз человеческий, для исследования хаоса зрительных явлений, наполняющих пространство. Кинокамера позволяет «утверждать киновидение и киномышление, смотреть на мир через «Киноглаз».
Именно так назывался их следующий большой фильм. В «Киноглазе» Дзига с Михаилом одни из первых в мировом кино обратили вспять время. На экране разделанная мясная туша превращается в быка, мирно бредущего в стаде, булки превращаются в муку, в зерно и, наконец, в пшеницу в поле.
Для зрителей того времени это было настоящим чудом. Вертов удивлял, потрясал, шокировал и завоевывал зрителя. Вот его лозунги: «Да здравствует жизнь, как она есть. Киноаппарат – невидимка. Съемка врасплох – глазомер, быстрота, натиск».
В «Киноглазе» и Михаил показал себя мастером, способным снять совершенно удивительные эффекты. У него подпрыгнувшие люди повисали в воздухе, автомобили и трамваи мчались с невероятной скоростью или мгновенно застывали, спортсмены, ногами вперед, выныривали из воды и взлетали обратно на вышки. Всю аппаратуру для этого Михаил придумывал, изобретал и конструировал сам.
В 1925 году на Всемирной выставке в Париже «Киноглаз» получил серебряную медаль и диплом, а плакат художника Родченко к «Киноглазу» и по сей день можно купить во многих музеях мира.
Младший брат Дзиги и Михаила, Борис Кауфман, жил вместе с родителями, вернувшимися в Белосток. После революции Белосток оказался в Польше, отделившейся от Советской России. Так случилась его первая, совершенно невольная эмиграция. Через несколько лет Борис эмигрировал во второй раз, теперь во Францию, чтобы избежать призыва в польскую армию и не участвовать в войне с Советской Россией.
Борис учился в политехникуме в Гренобле, потом перебрался в Париж, где стал студентом Сорбонны. Он хотел быть инженером и изучать инженерное дело. Потом, по примеру братьев, стал заниматься кино.
Свои первые кинофильмы Борис снял в 1928-1929 годах с французскими режиссерами-документалистами Жаном Лодсом и Эженом Деславом (евреем из Киева). Вот их названия: «Елисейские поля», «Марш машин», «24 часа за 30 минут», «Электрическая ночь», «Монпарнас».
Вот как передает семейную легенду дочь Бориса, Абайя Кауфман:
«В 20-е годы все трое братьев постоянно общались друг с другом. Дзига писал Борису, учил его снимать. Борис не учился в киношколе или университете – он учился у своих братьев. Его школой были их фильмы, которые они делали в Москве».
Фильмы Дзиги и Михаила второй половины 20-х годов действительно поражали необычностью видения мира и смелостью монтажа. Вертов в то время писал: «Да здравствует поэзия движущейся машины, поэзия рычагов, колес и стальных крыльев, железный крик конструкций и движений». «Мне хочется прижимать к себе и гладить эти гигантские трубы и черные газовместилища».
После «Киноглаза» Вертов становится культовой фигурой в советском кино. Его фильмы имеют яростных сторонников и противников. Критики его хвалят и низвергают. Художники рисуют на него шаржи. А студия увольняет за бесплановость в работе и несоблюдение сметы. Дзига Вертов, Михаил Кауфман и Елизавета Свилова вынуждены уехать из Москвы. Следующие три с половиной года они живут и работают в Украине, главным образом в Киеве и Одессе.
Борис тем временем продолжал снимать в Париже. Из интервью Бернара Эйзеншитца (французского историка кино, главного редактора журнала «Французская синематека»):
«Встреча Бориса Кауфмана с молодыми французскими авангардистами была не случайной. Он вышел из среды, открытой к киноавангарду, и вообще ко всему авангардному. Это была восприимчивость к искусству, созданному для XX века, искусству механики, экзальтации, к искусству, воспевавшему машины, создававшему свое собственное пространство и время». (Личный архив автора статьи.)
Киносимфония «Человек с киноаппаратом» стала следующим фильмом Дзиги и Михаила Кауфмана. Вот как описывал ее Вертов:
«Человек, вооруженный киноаппаратом направляется в жизнь. Жизнь бросает его из стороны в сторону. Человек с киноаппаратом должен проявить максимум быстроты и ловкости, чтобы поспеть за убегающими жизненными явлениями. В процессе съемки скрещиваются улицы и трамваи, толпы и одиночки, ноги и улыбки. Жизнь не ждет указаний кинорежиссера. Тысячи и миллионы людей делают свое дело. Все происходит независимо от вашего желания. Вы должны всюду успеть со своим аппаратом.
Это новая экспериментальная работа «Киноглаза» по созданию подлинно международного, абсолютного языка кино. Первая в истории полнометражная картина без актеров, без декораций, без сценария и надписей».
Картина снималась в Киеве, Одессе, Москве и некоторых других городах. В монтаже Вертовым создан некий огромный совокупный город. Картина полна чудес – неподвижные кадры в монтажной оживают и ведут нас в жизнь, в движение города.
Человек с киноаппаратом видит все: счастье родов, горькую боль утрат, безысходность смерти, радость и надежды брака. Все не случайно. Все имеет свой смысл. Все закономерно и объяснимо. Михаил Кауфман сыграл в фильме человека с киноаппаратом. И надо сказать – сыграл блистательно. Хотя к этому времени их отношения с Дзигой уже давно не безоблачны.
Из дневника Вертова о съемках на Волховстрое:
«Кауфман превысил свои функции и свою склонность к всесторонней деятельности проявил в бестолковом размахивании флагом, не договорившись предварительно с диспетчером. На мое замечание ответил по-хамски, что ему свойственно, несмотря на внутреннюю доброту и мягкость».
Братья с трудом сдерживают неприязнь. Михаилу не нравится многое из того, что делает Дзига. Эстетические расхождения неминуемо переходят на человеческие отношения. Михаил профессионально и интеллектуально созрел для самостоятельной работы. Он не был столь фанатичен в творчестве, как Дзига. Его интересовали простые житейские радости, а съемки всегда были еще и поводом для приятных знакомств. В его архиве немало фотографий красивых женщин. Он пользовался у них огромным успехом. Михаил был красивым, обаятельным человеком и великим мастером. До сих пор невозможно понять, как тогда были сняты многие его кадры.
Но отдадим должное Дзиге. Это он задумал и осуществил этот шедевр – полнометражный неигровой фильм «Человек с киноаппаратом».
Фильм, обогнавший свое время, на протяжении семи десятилетий входящий в десятку лучших неигровых фильмов всех времен, в момент создания многим не понравился. Это самый обруганный фильм Вертова. Критики буквально обрушились на картину и яростно обвиняли авторов в формализме. «Его еще долго не поймут, но еще дольше будут обкрадывать», – сказал тогда Илья Эренбург, один из немногих его горячих сторонников. Особенно оскорбительной Вертов счел рецензию Осипа Брика, разругавшего фильм. Михаил имел неосторожность в чем-то согласиться с Бриком. В результате братья навсегда разошлись в творчестве. Их отношения и в жизни уже никогда не будут столь сердечными, как раньше.
В ответ на обвинения Вертова Михаил снимает собственный фильм – «Весной». Картина Михаила лишена мессианского пафоса Дзиги. Она полна лирической интонации, иронии, внимательного и доброго отношения к детям и животным. Она снята с добрым юмором и особой операторской элегантностью.
Во Франции Борис Кауфман в эти годы жил на грани нищеты и был вынужден снимать рекламные и коммерческие фильмы. Познакомившись с режиссером-анархистом Жаном Виго, он начал делать по-настоящему художественные фильмы. Жан Виго заключил с Борисом контракт, по которому они оба считались авторами фильма «По поводу Ниццы». Фильм стал настоящим событием во французском кино. Он породил скандал, сопоставимый, только с фильмом Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали «Андалузский пес». В фильме «По поводу Ниццы» явно чувствовалось влияние Вертова и Михаила Кауфмана. Во время визита во Францию летом 1931 года Вертов убедился в этом сам. Сохранилась фотография, на которой сняты Давид и Борис Кауфманы в компании жены Бориса Елены и французского кинокритика Леона Муссинака с женой. Это была последняя в их жизни встреча старшего и младшего братьев.
«Симфония Донбасса», или «Энтузиазм» стал первым звуковым фильмом Дзиги. В нем Вертов воплотил свои идеи звукозрительного синтеза, возникшие у него еще в юности. Вертов поистине гениален в этом фильме. Чаплин, посмотрев «Симфонию Донбасса», назвал фильм «Одной из самых волнующих киносимфоний, которую я когда-либо видел и слышал». В 32-м году Михаил Кауфман снимал в Севастополе фильм «Небывалый поход» о Черноморском военном флоте. Он ходил в открытое море на боевых кораблях, участвовал в стрельбах и даже сам стрелял из боевого оружия. И, конечно, с ним были музы, вдохновляющие художника.
Кауфман любил красивых женщин и с удовольствием проводил время в их обществе. В последнее время он жил с итальянкой Габриэль, приехавшей в Россию строить социализм. У них с Михаилом была очаровательная дочь. Михаил был счастлив. Его предупреждали об опасности романа с иностранкой, но он не обращал на это внимания.
В Париже в 1933 году Борис снял второй фильм с Жаном Виго – «Ноль по поведению» – о восстании детей в школе-интернате.
Критики признали фильм «отвратительно жестоким и порочным авангардизмом», и он был запрещен французской цензурой до конца 1945 года. Второе рождение он пережил в 1968-м, став культовым фильмом бунтующей молодежи всего мира.
Из дневника Вертова:
«Сегодня утром исчезла Габриэль – подруга Кауфмана. Ребеночка нашли в Измайловском зверинце в ужасном состоянии. Кауфман в невменяемости. Он рыщет на мотоцикле по городу, ничего не видя, и ревет посреди улицы, как раненый зверь. Обойдя все отделения милиции, все больницы, все морги, бросается к себе в комнату и кидается то на стену, то на постель, то на пол. И плачет, содрогаясь в конвульсиях. Его пугает вид бритвы – неодолимое желание зарезаться. Ночевал у него. Затем он у меня. Не могу влезть в трамвай. Каждое прикосновение вызывает нервное сотрясение. У Кауфмана резкая нервозность и полубессознательное состояние. Он хотел уехать домой, но на лестнице упал и вернулся. Нервно плакал. Ребенку нужно перелить кровь. Переливание назначено на утро, но ребенок умирает ночью».
Михаил тяжело заболел, а когда он пришел в себя, это был уже совершенно другой человек – преждевременно состарившийся, сломленный жестокой и неумолимой властью. А возлюбленную Михаила Габриэль – так никогда и не нашли.
В том же 1933 году Борис Кауфман снимает свой последний фильм с Жаном Виго – «Аталанту».
Б. Айзеншитц: «Съемки «Аталанты» стали для их участников уникальным опытом, полным настоящего драматизма. Каждый план приходилось буквально вырывать у жизни, у технических и производственных препятствий, у времени и т. д. В «Аталанте» каждый план уникален…» (Личный архив автора статьи).
Из воспоминаний Бориса Кауфмана:
«Работу с Виго никогда не забудут те, кто участвовал в этой лихорадочной, полной импровизаций работе. Мы использовали все – солнце, туман, снег, сумерки. Работа велась днем и ночью. Было холодно, мы умирали от усталости. (Жан Виго, М. «Искусство», 1979)
Между прочим, фильм снимался камерой, которую прислал брату Дзига Вертов.
Вскоре после окончания съемок, 5 октября 1934 года, Жан Виго умер. Перемонтированный продюсером фильм вышел под другим названием и в прокате прошел незаметно. Его вновь откроют через 20 лет. После смерти Виго Борис Кауфман остался в творческом одиночестве, хотя обрел финансовую независимость и стал знаменит. Его называли одним из лучших кинооператоров французского кино.
Фильм Дзиги «Три песни о Ленине» полон света и радостного оптимизма. А это дневник Вертова того времени:
«Полная пустота в голове. А работы много. Настроение должно быть бодрым и радостным. Иначе нельзя, иначе не по-большевистски. Я всегда делаю не то, что нужно. Надо хотеть то, что нужно. Лень – это желание делать то, что хочется, а не то, что нужно. (Вертов. «Статьи, дневники, замыслы». М, «Искусство», 1966).
Вертов искренне пытался соответствовать власти и духу времени, но власти он уже почти не нужен. Фильм «Три песни о Ленине» имел большой успех, но очень быстро сошел с экранов. Вертов так и не понял: в это время нужно было слагать кинопесни уже о Сталине.
«Авиамарш» стал новым фильмом Михаила Кауфмана. В нем ясно видны его кинематографическая смелость, виртуозность и мастерство. Это последний фильм Михаила Кауфмана, ставший заметным событием. Михаил проработает в кино еще сорок лет, снимет три десятка документальных и научно-популярных фильмов. Но это будет уже другой Кауфман. Мастер, испугавшийся яркости своего таланта. Спрятавшийся от власти в обыденной, ничем не выделяющейся продукции. Мало кто из критиков вспомнит сейчас хоть один его фильм после «Авиамарша».
В 1937 году, после неожиданной смерти наркома Серго Орджоникидзе, Вертов получает задание: сделать фильм о его жизни. Ему было приказано работать вместе Яковом Блиохом – бывшим директором фильма «Броненосец «Потемкин», ставшим к середине 30-х годов крупным чиновником Госкино, постоянно требовавшим упрощения стиля и языка фильма. В результате Вертов приобрел непримиримого врага, немало сделавшего для сокращения его творческой биографии.
В 1938 году Дзига снял свой последний значительный и заметный фильм – «Колыбельная». Фильм создавался в разгар Большого террора: «Много времени потерял на перемонтаж в связи с вырезыванием кадров с враждебными людьми, разоблаченными по окончании фильма. Под шумок заставили вырезать и невинных людей».
Массовый психоз коснулся и самого Вертова: «Чья рука здесь действовала, еще не выяснено. Но ясно, что здесь не обошлось без вражеских попыток повредить».
Фильм был выпущен на экраны, но через пять дней снят с проката. Для Вертова это была настоящая катастрофа. В ярости он пишет министру кинематографии Шумяцкому:
«Надо расследовать, чья рука протянула свои когти к горлу фильма, кто участвовал в покушении на фильм и аннулировал наше стремление показать его широко и открыто. Раз вы признали, что фильм полезен, то вред, наносимый полезному фильму Вы должны преследовать, как явное вредительство». (РГАЛИ, ф. 2091, оп. 2, ед. хр. 426, л. 84–84 об.).
Ответа из министерства не последовало.
Вертову повезло. В эти годы его вполне могли расстрелять. Например, за брата, живущего во Франции. Но обошлось. А министра Шумяцкого, которому Дзига писал гневные письма, расстреляли.
В 1939 году Михаил Кауфман едет снимать военную операцию, которая называлась «Воссоединение Западной Белоруссии». Михаил приложил все усилия, чтобы приехать в Белосток, куда вернулись после революции их родители. В последний раз Михаил видел их в 25-м году, когда ездил в Берлин закупать кинотехнику. Дзига – вероятно, в 31-м, когда проезжал через Польшу, чтобы показывать «Симфонию Донбасса» в Германии, Франции, Голландии и Англии. В 1939-м братья оба рвались сюда, но Дзиге было отказано.
В Белостоке Михаил встретился с матерью. Отец умер за несколько лет до этого. Михаил очень хотел вывезти мать в Москву, где жили они с Дзигой, но бдительные советские чекисты не позволили сыну забрать мать.
Фейга Кауфман осталась в Белостоке и навсегда исчезла вместе с шестью миллионами евреев в Холокосте. Во Франции мир и спокойствие закончились. 5 июня 1940 года Германия начала наступление на Францию. Бориса Кауфмана призвали во французскую кавалерию. Для бравых французских кавалеристов война была недолгой. 14 июня немцы вошли в Париж.
Борису в последний момент удалось вывезти из Парижа жену и маленького сына. Кауфманы бежали на юг Франции, иногда на попутных машинах, чаще – пешком. Наконец, с большим трудом им удалось выбраться из страны в Португалию и на небольшом пароходе отплыть в Америку.
Во время войны Дзига Вертов был эвакуирован в Алма-Ату. Он неоднократно просился на фронт, но его не пускали. В Казахстане Дзига сделал несколько фильмов, изуродованных цензурой. Его последний фильм «Тебе фронт», сделанный в конце 1943 года, получил третью категорию и был в очень ограниченном прокате. По возвращении в Москву Вертов работает в киножурнале «Новости дня», который был воплощением всего, что он ненавидел: официозности, помпезности, фальши. Максимум что ему давали делать в последние 10 лет – это сюжеты для киножурнала. А потом лишили и этого.
Кинодраматург Лев Рошаль:
«С конца 47-го–начала 48-го года пошла волна борьбы с космополитизмом. Это была откровенная антисемитская компания. Когда заместитель министра кинематографии Щербина делал на ЦСДФ доклад, посвященный борьбе с космополитизмом, то прежде всего бил по Вертову и по «Человеку с киноаппаратом». Хотя этот фильм был сделан 20 лет назад. Вертов пытался выступить с ответным словом, но ему стало плохо. Его, чуть живого, увели с трибуны. В приемной директора был кожаный диван, на который его уложили. К концу собрания туда вошел замминистра, подошел к столу, набрал домашний телефон и сказал: «Ну мы тут заканчиваем, все в порядке. Можете разогревать обед…». А рядом лежал распластанный Вертов после сердечного приступа…». (Личный архив автора статьи).
Вертов замкнулся в себе и старался не выходить из дома. По ночам, во время бессонницы, вспоминал прошлое, писал дневник. Фотографий последних пятнадцати лет его жизни почти нет. Когда однажды его спросили, как он себя чувствует, ответил: «Обо мне, пожалуйста, не беспокойтесь. Дзига Вертов умер».
В начале 50-х годов Дзига снова подружился с Михаилом, его молодой женой и сыном. Это единственное, что скрашивало его последние дни. О судьбе Бориса братья почти ничего не знали. Узнавать это было смертельно опасно. 12 февраля 1954 года Дзиги Вертова не стало. Через несколько лет режиссеры французской «новой волны» объявили Дзигу Вертова своим учителем, и он обрел всемирную славу. Михаил Кауфман продолжал работать в кино. Вот названия фильмов, сделанных им: «Художники Студии им. Грекова», «В Третьяковской галерее», «Игорь Грабарь», «Композитор Тихон Хренников», «Маяк свекловодов».
В 60-е годы, после 30-летнего перерыва, Михаил смог переписываться с Борисом:
«Дорогой Боря! Твое послание принесло мне такую большую радость, какой я давно не испытывал. Только мы с тобой и остались из нашей семьи. Твой вклад в киноискусство велик, и мне он по душе. Я уже давно горжусь тобой».
Интерес к фильмам Дзиги возрастал с каждым годом. В Европе во многих странах возникли группы кинематографистов, называвших себя «Вертов», «Киноглаз», «Прямое кино» или «Жизнь врасплох». На Михаила легла тень славы покойного брата. Его стали приглашать на зарубежные кинофестивали. Но по сути он оставался глубоко одиноким человеком, особенно после смерти жены и отъезда единственного сына в Израиль.
Михаил Кауфман умер в одиночестве 11 марта 1980 года в Доме ветеранов кино.
В Америке знаменитый французский оператор Борис Кауфман оказался без работы. Он едет в Канаду, преподает в Торонто в киношколе. Через два года снова возвращается в Нью-Йорк, снимает медицинские фильмы об операциях на аденоидах и гландах, сердце и других органах. Фильмы об обучении музыке школьников.
Двенадцать лет пришлось Борису бороться за место под солнцем, прежде чем удача улыбнулась ему.
Интервью Эндрю Кауфмана (сына Бориса):
«Жизнь в Америке стоила очень дорого. У нас ничего не было, мы все оставили в Европе. Нужно было бороться за выживание, и отец очень много работал. Ему мало платили, и нам было очень трудно. Отец все время работал. Между фильмами был утомленным и печальным, и моя мать старалась всячески поддерживать его». (Личный архив автора статьи).
Борис реализовал свой шанс на фильме «В порту» известного режиссера и тоже иммигранта, стамбульского грека Элиа Казана. Кауфман вложил в картину весь свой опыт, умение, талант. Фильм получил восемь «Оскаров». Своего «Оскара» за операторскую работу получил и Борис Кауфман. Для этого ему пришлось отказаться от братьев – написать заявление, что у него нет никаких родственников в России, а также знакомых, разделяющих коммунистические убеждения. Взамен он получил благополучие, славу, возможность избавиться от изнурительной поденщины и работать с хорошими режиссерами. Одним из них стал режиссер из Нью-Йорка Сидней Люмет.
Интервью кинорежиссера Сиднея Люмета:
«Это был очень тщательный человек. Он все принимал близко к сердцу. Для него не было ничего неважного. У него была совершенно уникальная концепция: передавать драму через свет – драматизировать свет в фильме. Я не знаю, спал ли он, когда у нас возникали проблемы. Борис был очень застенчивым человеком, скромным, сдержанным, но за всем этим была огромная теплота. Актеры его обожали. Они чувствовали, что он их хорошо понимает». (Личный архив автора статьи).
Борис Кауфман стоял у истоков многих актерских карьер. Ему многим обязаны Марлон Брандо, Джоан Вудворд, Анна Маньяни, Генри Фонда, Джеймс Дин, Ингрид Бергман, Род Стайгер, Уоррен Битти и другие первоклассные актеры. Особенно была ему признательна Софи Лорен. Между ними возникла трогательная дружба.
Младшая сестра матери, муза их детства, Маша Гальперн, которую они потеряли в годы Гражданской войны, спустя 50 лет нашла Бориса в Америке. Из письма Михаилу:
«Дорогой Миша! Из двух непреодолимых желаний видеть вас, моих дорогих и близких, одно осуществилось. Побыла у Бори, всмотрелась в его жизнь, в его чарующую улыбку. Теперь очередь за вторым желанием».
Увидеть Михаила Маше не довелось. Не увидел брата и Борис. Он снял в Голливуде более десяти великих фильмов. Потом и у него начались проблемы – его не звали на цветные картины. Борис Кауфман умер вскоре после Михаила – 24 июня 1980 года.
Таким был жизненный путь братьев Кауфман. Может быть, самых великих братьев в истории кино. Фильм «Дзига и его братья» я делал в 2002–2003 годах. Мне очень давно хотелось сделать фильм о Кауфманах, ибо я многие годы работал в Красногорском архиве кинофотодокументов. Сначала для других режиссеров, а потом уже и для своих фильмов. И я смотрел многие километры документального материала. Это довольно скучное занятие. Сидишь, а на экране перед тобой мерно текут различные события нашей истории, снятые так, как это было угодно партийному и идеологическому начальству. То есть стандартно, равнодушно, фальшиво, пафосно и ненатурально. Все это так обрыдло за многие годы, что просто из души воротит.
И вдруг видишь нечто, что поневоле заставляет тебя остановить свистящий бег пленки и вновь, и вновь пересматривать какие-то отдельные кадры, каждый раз обнаруживая в них что-то новое. Вдруг обнаруживаешь необычность видения, резкий ракурс, отчаянную смелость операторов и более всего – живую, рвущуюся с экрана жизнь. Таких съемок было у нас совсем не много.
И чаще всего это были съемки Дзиги Вертова или его брата Михаила Кауфмана. Эта нестандартность, которую выжигали каленым железом кинематографические начальники, все равно, как ее не вытравливали, присутствовала в каждом кадре этих гениальных документалистов. Они создали стиль времени, стиль двадцатых годов, дали миру пример стремительного и точного видения жизни. Спустя десятилетия они породили французскую «новую волну» и стилистику телевидения. Они во многом создали язык документального кино, уже только за это мы должны быть им бесконечно благодарны. Я тоже благодарен судьбе за то, что мне выпала возможность сделать этот фильм.
Евгений ЦЫМБАЛ. : «Великие Братья» //Мишпоха №26