Вы, наверное, обращали внимание: на фотографиях так называемых рабочих моментов режиссер, как правило, занят несвойственным ему делом: то он смотрит в глазок кинокамеры (что положено делать оператору), то держит у рта мегафон (выполняя функции своих помощников), то возносится на стреле крана.
Это понятно: у режиссера нет орудия производства, как, скажем, кисть у художника или бритва у парикмахера. А фотограф старается: выглядеть на съемках полагается деловито.
У меня дома тоже есть один «рабочий момент съемки», похожий на картинку-загадку: отгадайте, где режиссер? А он, неприметный, стоит где-то в сторонке и занимается самым свойственным режиссеру делом: думает. О том, что будет снимать через минуту.
На этой фотографии запечатлен режиссер Виталий Мельников.
...Жаль, что у короткометражек короток не только метраж, но век, — они исчезают где-то в запасниках кинопроката. Иначе я посоветовал бы каждому поглядеть очень смешную картину Мельникова «Барбос в гостях у Бобика». Смешной она получилась не из-за трюков — хотя и трюков там достаточно, — а главным образом потолку, что два обаятельные собачки сыграли вполне человеческие характеры. Это была его первая работа в игровом кино.
До этого Виталий Мельников снимал научно-популярные фильмы и числился у себя на студии в когорте ведущих. Но вдруг решил уйти на «Ленфильм», на скромную должность второго режиссера. Такие виражи в судьбе художников не объяснишь однозначно. Но я уверен, Мельников с самого начало знал, что будет снимать и как будет снимать. К тайнам игрового кино он имел свой исподволь заготовленный ключик.
...Возраст героя в сценарии «Начальник Чукотки» — первой нашей с Мельниковым совместной работе — не казался нам поначалу важным. Зато сама история о первом советском губернаторе огромного края, да еще спасшем для Советской власти миллион, да еще проехавшем с ним вокруг света через Америку и Европу, давала возможность завертеть столь лихвой приключенческий сюжет, что если бы десять лет назад уже снимались многосерийные телефильмы, мы не удержались бы от такого соблазна.
Но нам вспомнились семнадцатилетние командиры времен гражданской войны, и в фильме появилось нечто более значительное, чем сюжет: появилось лукавое несоответствие масштабов исторических и географических с масштабом жизненного опыта героя, с его полудетской наивностью, юной беззаветностью. И сюжет — не без некоторого натиска режиссера на автора — отступил перед личностью Алеши Глазкова. А что в искусстве интереснее человеческого характера?
Умение видеть человечное в героическом, трогательное в смешном, смешное в грустном, способность разглядеть глубокий смысл в вещах примелькавшихся и даже обыденных, в банальном на первый взгляд характере черты незаурядности — вот эти качества я и назвал бы режиссерским почерком Виталия Мельникова.
После «Начальника Чукотки» мы долго думали, о чем делать следующий фильм. Надо сказать, что Мельников обычно не принимает прямого участия в написании сценария, но он неотступно дежурит у его колыбели. Как-то Виталий сказал мне, что делит режиссеров на три группы: у одних преобладает актер, у других — оператор, у третьих — драматург. По этой классификации сам Мельников — режиссер со сценарным уклоном. Он не снимает случайных, подвернувшихся под руку сценариев. Ему необходимо обжить сценарий, как дом, до последнего уголка.
Я изобретал сюжеты. Один диковиннее другого: про каких-то голубых обезьян, про схимника—кандидата наук, про домового и даже про дракона, объявившегося в подмосковном озере
Как же я еще плохо знал режиссера, с которым работал! Нет, Мельников — режиссер, которому всегда необходимо чувствовать под ногами землю. И рассказывать не о выдуманных драконах, а о вполне реальных, узнаваемых, земных людях, которых мы знаем и не раз видели.
Поэтому и отправился в кинематографический путь на поиски счастья простодушный ефрейтор Збруев.
А потом, после «Семи невест ефрейтора Збруева», Мельников и вовсе стал разочаровывать любителей острых коллизий и закрученных сюжетов.
«Мама вышла замуж» по сценарию Юрия Клепикова.. Мать взрослого сына полюбила человека тоже немолодого, к тому же выпивающего; привела его в дом и силой своей любви перевоспитала, примирила с сыном.
Другая женщина, мать троих детей, тоже полюбила немолодого человека, полюбила, а замуж не вышла, потому что в решающую минуту тот оказался слабее ее, задумался о своей репутации участкового милиционера, — «Здравствуй и прощай» по сценарию Виктора Мережко.
У иных критиков есть непременное желание все разложить по полочкам, назвать вещи своими именами.
После первых двух картин Мельникова твердо записали в комедиографы. А две его последующие картины смешали представление о жанре. До комедии они вроде бы не дотянули, для драмы казались какими-то вроде бы маломасштабными...
Критики недоуменно помалкивали и как будто не хотели вспоминать, что масштаб вообще и в искусстве в частности — величина относительная, зависящая от угла зрения художника.
Ведь можно озирать людей и событие с высоты птичьего полета, а можно — просто прошагать рядом с героем от трамвайной остановки до его дома. И в том и в другом случае написать об увиденном роман, снять многосерийный кинофильм. И оба угла зрения так же правомерны, как одинаково необходимы в обиходе и карты полушарий и карты-двухверстки.
В «двухверстке» человеческого характера глубже всего и проявляется то лукавство, которое характерно для Мельникова-художника. Ибо значительное видится через малое, и малое приобретает значение большого. А в парадоксальном столкновении этих, казалось бы, несоединимых величин рождается многомерность, стереоскопия характеров, неоднозначность авторской мысля — приметы живого искусства.
Не от такой ли режиссерской пристальности к характерам, к тончайшим движениям души Мельников, начавший, как было сказано выше, с четвероногих «артистов», вырос в режиссера подлинно актерского! Ведь сколько в его активе счастливых открытий: с «Начальника Чукотки» всерьез заявил о себе Михаил Кононов, с «Семи невест» — Семен Морозов и Елена Соловей, со «Здравствуй и прощай» начала отсчет удачам Людмила Зайцева. А в следующем фильме Мельникова в роли любимой жены Федора, сыгранного, кстати, свежо и по-новому Станиславом Любшиным, снялась Алла Мещерякова.
Об этом фильме хочу сказать особо.
И не потому, что он мне нравится больше других (хотя именно «Ксения» растопила настороженность ревнителей чистого жанра).
В жизни каждый день происходит множество больших и малых событий. Но минует время, и события постепенно стираются из памяти, забывается их сиюминутная значительность. И остаются люди.
Я дважды смотрел фильм «Ксения, любимая жена Федора», снятый по сценарию Александра Гельмана и Татьяны Калецкой. Но сейчас довольно плохо помню, что там происходит по сюжету.
Нет, помню, конечно: там есть самосвалы, мчащиеся по степи, есть смешная сцена в ресторане, есть сложный производственный конфликт вокруг каких-то труб. Но в памяти возникают фрагменты, не выстраиваясь в целостную картину. Вероятно, дело в том, что герои картины перерастают сюжет, заслоняют его собою. Я помню начальника участка Сидорова — мрачноватого, деловитого и в то же время трогательно-нежного и застенчивого в отношениях с «легкотрудницей», свалившейся на его голову и прибавившей лишних забот. Помню Федора, всеми силами старающегося утвердить свой приоритет в семье и всегда проигрывающего, потому что душевной тонкости не хватает. И помню Ксению, такую невзрачную, но прекрасную в приближающемся материнстве и оттого мудрую, как может быть мудрой женщина, услышавшая в себе мать.
Я не знаю, могут ли быть характеры вне сюжета. По науке нет, а вот в картине про Ксению и Федора — выходит, что да. Они сильнее сюжета и выше его.
И еще одно мне дорого в этом фильме — его мягкий лиризм.
Лиризм вообще свойствен картинам Мельникова. Но он у него своеобразный — сдержанный, немногословный. Он, как музыка в его фильмах: ее мало, ее вроде бы и нет, но вот она вдруг прорывается широкой лирической темой и, словно застыдившись самой себя, пропадает, смешиваясь с грохотом какого-нибудь угрюмого грузовика.
А как неожиданно лиричен толстяк-музыкант Сарафанов (Евгении Леонов) — героя последней картины Мельникова «Старший сын» по пьесе Александре Вампилова! О картине много писали, и нет нужды повторять недавно сказанные хвалебные слова. Я смотрел этот фильм, мастерски со-тканный из забавных ситуаций и совсем не забавных выводов, — фильм, исполненный тепла и доброты к его немного чудаковатым, но прекрасным в своей человечности героям, и думал: наверное, оттого, что герои Мельникова так близки людям, его картины подолгу не сходят с экранов. Порой они пропадают в кинематографическом море, но неизбежно, как упрямые кораблики, возникают среди волн то здесь, то там.
Я смотрел этот фильм и думал: вот так успех и благодарное признание вознаграждают художника за терпеливую верность теме и самому себе.
Валуцкий В. Постоянство пристрастий // Советский экран. 1977. № 5. С. 18-19.