(...)
Смена поколений — естественный процесс. Были работы старших мастеров, и на почве творчества Старевича, Алексеева, Цехановского спустя время возникло поколение шестидесятников — Хитрук, Хржановский, Норштейн, Назаров... Сегодня они мастера, и на примере их поисков и свершений сформировалось другое поколение — Максимов, Тумеля, Петров, Аллашин, Черкасова... Эго действительно новая сильная анимация.
Прежде всего это художники, отражающие новизну своего времени и работающие в новой технике. Черкасова, Алдашин, Петкевич, Петров — мои многолетние и близкие друзья, они близки мне и профессионально. Я люблю их картины, учусь у них, стараюсь перенимать их опыт. В них есть дерзость молодого поколения, отталкивающаяся от сделанного их предшественниками. И в новых формах они сказали свое собственное слово. Петкевич — в технике песка, Черкасова — на языке фольклора и его знаков...
Моя «Розовая кукла» — развитие тенденций свердловской школы анимации. Бессмысленно открещиваться от своего «дома». Ведь я работал рядом с Оксаной Черкасовой, Сашей Петровым, Володей Петкевичем, учился у них. Старшие товарищи — всегда учителя.
Для меня прежде всего важна человеческая история. За нее цепляешься, она ведет заставляет сострадать. Как в фильме саратовцев «Жизнь серого медведя» - в какой-то момент перестаешь замечать пластилиновую фактуру.
Вообще работа над фильмом — процесс длительный и сумбурный, не разложимый на частички. «Страшилки», например, показались мне хорошим литературным источником для «Розовой куклы». Но как найти точную визуальную форму? Я Начинаю с материала. Что, по моим ощущениям, наиболее полноценно способно выразить мою тему? Конечно же, детские рисунки. Но это на поверхности. Потому что я не занимаюсь ни фольклором, ни прямой иллюстрацией «страшилки». Меня интересует не просто взгляд девочки на взрослую жизнь, но и взаимоотношения взрослого и ребенка? Изображение становится сложнее. В ассоциациях возникает Альберт Эберт — немецкий примитивист. В чем-то я шел от его графики. Это наивное изображение естественно переходит и в пластику детских рисунков. Возникает атмосфера, глубинная среда. Когда начинается раскадровка, выстраивается композиция, складывается переплетение линий героев, нагнетение атмосферы. При подходе к кульминации уже необходима энергия классики: Феллини, Пазолини, Бергман, Бертолуччи. Почему новелла Висконти в фильме «Боккаччо-70» заканчивается крупным планом рта? Механическое перерисовывание, повтор невозможны. Почувствовать красоту. Остановиться, И попытаться добиться собственного прорыва в своем материале.
Наверное, ни один творческий человек не сумеет разделить работу и дом. Даже когда сознательно стараюсь не думать о кино — не получается. Ведь как вспоминаем свою жизнь? Женился на таком-то фильме, ребенка родил на таком-то, развелся — на таком... Прежде всего — кино. Наша личная биография остается где-то в межкадровом пространстве. Это драма многих творческих людей. С женой за десять лет поговорить вдоволь не удалось. Но иначе и кино не было бы. Предательство матери в «Розовой кукле» — это, конечно же, мое предательство, и девочка, сидящая одиноко на полу перед коробкой, — это мой Митя... его сгорбленная спинка, когда я ухожу на работу. Жертвой оказывается всё: ребенок, личная жизнь, здоровье...
Валентин Ольшванг. За пределами общеизвестного. Ответы на анкету. Искусство кино. 1997. № 9