Владимир Мартынов прошел характерный путь художника, заявившего о себе на рубеже 60-х-70-х годов. Тогда он работал в крайне нон-конформистской для советской музыки технике тотального сериализма. Общий кризис сериализма, сказавшийся и на его творчестве, подготовил его к резкому изменению принципов музыкального мышления. В самом конце 60-х годов Мартынов познакомился с пьесой Райли «In C» (поначалу она производила на него и его коллег впечатление курьеза, заставляя сомневаться в серьезности намерений автора). Еще большее влияние на него оказало магнитофонное проникновение в нашу страну рок-музыки («Битлз», «Пинк Флойд»). «Рок был для нас религией». Молодой композитор играл в рок-группах, создавал медитативные электронные композиции, увлекался восточными культами, позже склонившись к христианству. Инструментальная ансамблевая композиция «Листок из альбома» (1976) — одно из произведений переломного для композитора этапа, где последовательно применена репетитивная техника отличается полной драматургической и ладотональной статикой (свойство всей музыки Мартынова).
Основной блок (паттерн), построеный на простом переборе тонической квинты соль мажора (у рояля), медленно обрастает новыми звуками. Другие инструменты вступают со своими, сходными по содержанию паттернами, которые также неторопливо преобразуются, в то время как у ранее вступивших голосов паттерн уже не меняется до самого конца. В «In C» Райли, как мы помним, происходило непрерывное обновление во всех голосах; здесь постепенный процесс заключается в ином. От уединенно-интимного («Листок из альбома») начала процесс, входя во все более широкое и плотное звуковое поле, приводит к звучанию «космического масштаба» в конце, размывая грань между личным и вселенским. При этом повторение, статичность преобладают над развитием (понятие-табу для минимализма). Способ восприятия музыки скорее медитативный, нежели активно-аналитический, чему способствует и темп, медленный, в противоположность большинству американских образцов.
Главное же отличие мартыновской репетитивности от американской в том, что изначальная ее предпосылка — уникальная ценность самого первоэлемента — была для автора менее важна, чем производные от нее идеи повторяемости и статичности. Чем дальше, тем больше исходный паттерн в разных сочинениях Мартынова терял оригинальность и приближался к стилистической цитате (от барокко до рок-музыки). Неминуемо его размеры разрастались и выросли до обычных восьмитактов, составляющих лексику многих стилей. Тем самым они перестали быть собственно паттернами, и репетитивность осталась лишь в генеалогии («Passionlieder).
Ранее репетитивность в музыке Мартынова применялась как средство организации медитативно организованной формы, того же коммуникативного типа (хотя и иного композиционного склада), что и тип медитативной рок-музыки 70-х годов. Последние же сочинения Мартынова, как раз наиболее новаторски-удачные («Триумф аэробики»), отошли и от медитации. Они написаны вообще вне любой техники академической композиции ХХ века: структурное творчество как таковое перестало существовать и превратилось в структурно-стилистическое.
Петр Поспелов. : "Советская Музыка", 1992// Минимализм и репетитивная техника: сравнение опыта американской и советской музыки