Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Кино: Асса
Поделиться
«Станислав Говорухин соткан из противоречий, он их взрывчатая сумма…»
Любовь Аркус о Станиславе Говорухине

Станислав Говорухин устроен сложно, и эта сложность иррациональна. Она вводит в интеллектуальное затруднение тех, кто пытается вывести алгоритм его убеждений и взглядов — что на искусство, что на политику. С. Г. соткан из противоречий, он их взрывчатая сумма, причем сумма, интригующая своей стихийной и талантливой небанальностью, сколь бы ни было уязвимо каждое из отдельно взятых слагаемых.
Убежденный противник элитарного арт-кино с его склонностью к стилистическим экзерсисам, поборник доброкачественного кинематографического масскульта, С. Г. в полемическом запале поднял на щит — в качестве нашего ответа эстетам — Десять негритят, как раз свой самый эстетский, не лишенный изобразительной вычурности фильм, ничего общего не имеющий с «Агатой Кристи одесского пошива». Развивая мотив возмездия за грехи прошлого, возмездия, которое настигнет неминуемо — свинцовой ли пулей, ампулой ли с ядом, С. Г. проявлял актуальные для середины восьмидесятых обертона этого мотива: самым страшным персонажем «Десяти негритят» оказывался судья, присвоивший себе право выносить приговор и карать. Актуальность, однако, нигде не была форсирована, история развивалась по законам жанра. Позже, в «Ворошиловском стрелке» — о мстителе-пенсионере, отстреливающем причиндалы молодым наглецам, внучкиным обидчикам, — С. Г. с этим искушением не совладает, здесь же в жанровой вере проявил твердость. Отказавшись от морально-этического императива, он создал пространство мышеловки, напоенное миазмами былых преступлений. Пространство пограничья между явью и кошмаром, порожденными сгущением маний — вины и мести. Свою приверженность строгой жанровой формуле С. Г. доказал, сочинив сценарий «Пиратов ХХ века» — кассового чемпиона советского проката. Но он же в «Месте встречи...» взорвал ясную структуру милицейского детектива «неправильным» кастингом, позвав Владимира Высоцкого на роль Жеглова — законника, для которого закон не писан. Иной, в меру либеральный режиссер выбрал бы артиста с отрицательным обаянием, и вместо культового фильма мы бы сейчас имели в лучшем случае дежурный десерт телепрограммы, ладный остросюжетный сериал с гуманистическим пафосом, оттеняющим отретушированную полуправду жизни послевоенного угро. Но С. Г. решился на парадокс, на рискованный оксюморон: такой Жеглов, каким он придуман и сделан в «Месте встречи...», своевольно смешал карты, нарушил расклад, создал поле, в котором завихрились непредсказуемые смыслы. Оправдывает ли цель затраченные на ее достижения средства? Детективный роман братьев Вайнеров предполагал однозначно отрицательный ответ, фильм С. Г. от него уклонился, а всякий знак вопроса драматургичен и содержателен — в отличие от восклицательного знака, уместного лишь в простодушные или революционные времена. Высоцкому фильм обязан многим, и порой кадр в его отсутствие заметно киснет, но все же он не единственный источник энергии, питающей «Место встречи...» Безошибочно распределив между исполнителями роли-камео, С. Г. добился того, что каждый, порой вполне тривиально выписанный персонаж оказался обеспечен заэкранной актерской историей: Сергей Юрский, Евгений Евстигнеев, Виктор Павлов, Лариса Удовиченко и другие расширяли своей энергетикой пространство рассказываемого, дописывали драматургию, обеспечивали достоверность не слишком тщательно обработанной фактуре.
В выборе актера на роль он почти всегда безупречно точен, да и его собственный актерский класс высок. С. Г. может позволить другим талантливо резвиться в своем кино, но сам предпочитает аскезу, в выразительных средствах скуп до крайности (чем родственен другому режиссеру с актерским талантом — Владимиру Меньшову). Остается лишь догадываться, каким бы стал говорухинский Печорин, не заруби кинематографические власти замысел Киры Муратовой, но и среди сыгранного им есть работы первосортные. Чего стоит один Крымов из «Ассы» — в недавнем прошлом добротный брежневский мафиози, степенный и вальяжный, не чуждый интеллектуальных удовольствий. Поразительно в нем естественное и ненатужное соединение мировоззренческого охранительства и артистическое пренебрежение к закону. С. Г. играет Юпитера среди быков, и порядок, который всем должно соблюдать, лишь ему нарушать дозволено. Крымов обречен. Он умрет, чтобы, освободившись от непривычных страхов и неуверенности, воскреснуть в девяностые победительным и не знающим рефлексий «новым русским». И для самого С. Г. рубеж восьмидесятых-девяностых стал переломом. Кажется, будто С. Г. раздвоился. Один отошел в тень, где по-прежнему ставит, правда, все более редкие опыты с жанром (сценарий «Черной вуали», «Ворошиловский стрелок»), напоминает о себе вкусными эпизодами («Сукины дети», «Орел и решка»). Другой двинулся во власть, где пытается реализовать скромную философию своих прежних героев, «настоящих мужчин». Пробивает сквозь думские препоны закон о защите здоровья и нравственности населения (читай о борьбе с порнографией), баллотируется в президенты. Скорее к политической, а не собственно кинематографической практике относятся и его документальные фильмы: «Так жить нельзя», «Россия, которую мы потеряли», «Великая криминальная революция», «Александр Солженицын». Интерес с исторической точки зрения представляет только последний, потому что в нем зафиксировано первое обращение знаменитого изгнанника напрямую к своим соотечественникам. В фильмах громкой трилогии, несмотря на их знаковую роль для послеперестроечных лет, содержание в основном исчерпывается вынесенными в заглавие удачно найденными афоризмами.
Но не мнимо ли раздвоение С. Г. на «жанровика» и «трибуна»? В конечном счете его документальный цикл только объективизировал вульгарно-мифологические представления, издавна бытовавшие в массовом сознании. Политический кич был бы востребован временем, согласись С. Г. с тем общепринятым жанром «понарошку», который имел к тому времени стойкую популярность у его парламентских и кинематографических собратьев. Однако именно бескомпромиссная серьезность превращает С. Г. в фигуру трагическую. С какого-то момента он — неизменный объект раздражения как для правого, так и для левого истеблишмента. Романтик, перепутавший жизнь с представлениями о ней, растерявшийся интеллигент, по собственному почину вовлеченный в политические игры, ошибочно принятые им за игры мужские. Перестройка с ее пафосом борьбы, с ее резонерством, с ее наивным позитивизмом была его временем. На том фоне выглядели органично его трубка, прищур, желваки, кулаки, готовые к бою с каждым, кто не согласен. Наступившая эпоха Нового Цинизма больше не нуждалась ни в пафосе, ни в его имитации, и на лице С. Г. застыло неподвижное выражение неопределенной мужественности. Скорее всего потому, что в своем старомодном и искреннем прямодушии он беззащитен и хотя бы неизменным обликом держит гипотетический удар, которому в общем-то неоткуда взяться.

Аркус Л. Станислав Говорухин // Новейшая история отечественного кино.1986—2000. Кино и контекст. Т. 1. СПб, 2001.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera